Онлайн чтение книги На расстоянии вытянутой руки At arm's length
3 1,3 метра

Сквозь сон Питер (точнее его зубастая часть) вслушивается в тишину квартиры. Особенно — в дальней спальне, где, ворочаясь на жарких, пропахших потом, болезнью и отчаянием простынях, спит Стайлз. Пацан героически преодолел все свои порывы любопытства и не выходил из комнаты до самого ужина. Да и тогда быстренько съел предложенное и уполз обратно.

Большую часть времени он избавлялся от последствий интоксикации, и теперь должен спать. Небезмятежным и нездоровым посттравматичным сном с кошмарами. Поэтому волк Питера чутко прядает ушами, выслушивая. По-хорошему, надо бы заткнуть эту пушистую задницу и уснуть крепко-крепко, погружаясь в приятные сновидения. Но! Всегда есть это жуткое «но». Во-первых, Питер никогда не видит хороших снов. Если ему везёт, то он не помнит вообще ни одного. Во-вторых, это же Волк, бога ради. Его не заткнёшь.

Именно поэтому Питер поднимается и движется к гостевой комнате, как только улавливает участившееся сердцебиение и тонкий скулёж. Что делать, Питер не представляет: Стайлз подобрался, скрутившись в комок вокруг подушки, и тихонько хнычет, что-то бормочет и закапывается лицом в постель. Как его разбудить так, чтобы не напугать ещё сильнее, Хейл не представляет, но зверюга под рёбрами толкает во все конечности и заставляет сделать хоть что-то.

Питер включает свет в надежде, что этого будет достаточно. Но ему не везёт (когда ему вообще хотя бы раз везло?). Тогда он тащится в свою спальню, берёт телефон, возвращается к Стайлзу и включает ему будильник с самой мерзкой из всех возможных мелодий: писклявый электронный перезвон, долбящий в самый мозг. Парень от этого звука вздрагивает, пыхтит и хрипит, но всё же просыпается. Его лицо опухло от тихих сонных слёз, и глаза теперь маленькие и почти незаметные. Искусанные губы бестолково шлёпают друг о друга, пытаясь что-то сказать.

— Волче? Чего ты тут? — спросонок Стайлз моргает не в такт, будто сломанный стробоскоп. Или побеспокоенная сова. Впрочем, сейчас Стайлз - и поломанный, и обеспокоенный.

— У тебя был кошмар.

Стилински принимает ответ и валится обратно на постель. Тихо шепчет: «Спасибо» — и пытается укуклиться, чтобы уснуть обратно. Питер выключает свет и, унеся с собой замолкший телефон, возвращается к себе в надежде, что остальная часть ночи пройдёт спокойно.

В общем, так оно и есть. Стайлз спит беспокойно, просыпаясь через каждые часа два, но больше не путается в тяжёлом мареве кошмаров, выбираясь из него самостоятельно. Питер же спит, оставив дежурство своему неуравновешенному, дёрганному волку с повадками контрол-фрика. Тот ворчит и прислушивается к щенку: его дыханию, запаху, биению сердца, ощущениям.

Ближе к утру волк сдирает Питера с постели, чтобы тот проверил человеческого детёныша. Стайлз спит крепче, чем ночью, развалившись поперёк кровати и свесив голову вниз. Футболка задралась, оголив беззащитное пузо, слишком прилипающее к позвоночнику, чтобы худоба Стайлза считалась здоровой. Впрочем, это — точно забота шерифа, а не маньяка-убийцы-Хейла. Паренёк похрапывает распахнутым ртом, из которого немного стекает на щёку слюна, и Питер не может справиться с едкой улыбкой: совсем ещё детёныш, по сути, а всё туда же: «я сам», «я взрослый», «мне не нужна помощь». Малия такая же. Для неё попросить помощи равносильно сдаче в плен или рабство. Ладно Питер, он никогда не служил образчиком бескорыстия. Но есть же и другие?

Отправляясь на кухню готовить скудный завтрак, Питер пытается вспомнить: был ли он таким же в свои восемнадцать? По всему выходит, что был. Ему тоже нужна была свобода от опеки родителей или старшей сестры. Вероятно, сейчас он уже слишком стар, слишком «дедуля», чтобы размышлять по-другому. Хотя он всегда считал, что всякие возрастные стереотипы его не коснутся, а гляди ж ты.

Стайлз выползает, когда по квартире разносится запах еды и свежесваренного кофе, и сразу тянется к необъятной бадейке, которую кто-то ошибочно назвал чашкой. И которую Питер безоговорочно любит и отбирает, пока загребущие руки не утащили.

— Никакого кофе. Вот твой завтрак, — Питер пододвигает к парню тарелку с омлетом на воде и высокий стакан с морковным соком.

Стайлз начинает капризничать и хныкать, пытаясь отобрать кофе себе, но в итоге сдаётся и принимается за свою порцию. То, что парень снова начал паясничать, ни о чём не говорило, но Питер решил принять такое поведение за добрый знак.

— Пойдёшь сегодня в школу?

— Ммм… — Стайлз одновременно очень тщательно пережёвывает морковный сок, размышляет и уходит от ответа.

— Не то чтобы меня это волновало, конечно.

— О да, волче. Я так и понял. Именно из-за того, что тебя это всё не волнует, ты и спрашиваешь, — молчащий и жующий морковный сок Стайлз гораздо лучше Стайлза болтающего, но Питер давно уже смирился с причудами парня. — Ты меня теперь не проведёшь, сладко-волк.

Питер аж передёргивает плечами от такого обращения и не может решить, какое лучше: традиционное «крипи-волк» или вот это вот, свеженькое. Так ни к чему и не придя, Хейл повторяет свой вопрос:

— И всё же?

— А? — разумеется, Стилински уже отвлёкся и забыл вопрос. — Ах, ты про школу. Да, думаю, пойду. Хотя бы на оставшиеся уроки, но у меня нет учебников. И тетрадей, и ручек. Ну и всякого такого, знаешь? Всякие мелочи, которые бывают нужны ученикам для учения учёбы в учебном заведении.

— Позвони своему контуженному дружку. Или любому другому щенку. Пусть привезут, — Питер сгружает тарелки и бокалы в посудомоечную машину и продолжает: — Я уезжаю через час. Могу подбросить до школы. Или до участка.

То, как вмиг воздух наполнился запахом паники, лучше всяческих слов сказало Хейлу, что парень ещё не готов к явлению пред светлы очи родителя. Или полицейских.

— Стайлз, — дождавшись прямого, хоть и немного затравленного, взгляда, Питер продолжил, холодно и резко бросая слова, — ты знаешь, что я не святой и не самаритянин, в отличие от некоторых. Но. Подумай вот о чём. Если ты не заявишь на этого мудака, то даже если он вдруг явится с повинной, никто не сможет дать делу ход. Я сомневаюсь, что кто-то обращался уже. Или что он знает имена своих жертв. Если ты не можешь сделать этого для себя, сделай для других.

Да, играть на чувстве долга и гипертрофированной ответственности — грязно. Но кто сказал, что Питер Хейл чистейшей души человек?

— Я… Да, ты прав. Но я не представляю. Я зайду в участок. А там все меня знают. И они будут смотреть на меня. И думать, что я позволил такое с собой сделать. Что я должен был понимать… что должен был сидеть дома и всё такое. И отец. Это разобьёт ему сердце.

— Если кто-то так подумает, пусть засунет эти мысли в задницу и увольняется из департамента, — огрызается Питер.

— Да. Я понимаю… Но в животе всё скручивает от ужаса.

— И когда ты стал пасовать перед трудностями? Где тот парень, который швырнул в меня коктейль Молотова?

— Знаешь, проще убить альфу, чем вот это вот всё… — на этой ноте Стайлз поспешил оборвать разговор и скрыться в «своей» комнате.

 

***

 

Школа встречает Стайлза привычным гамом и крепким объятьем за плечи, от которого все внутренности поспешили свернуться в клубок и рухнуть куда-то вниз.

— Привет, чувак! — Скотти сияет довольной, немного сытой улыбкой. — Как чо?

Стайлз пытается ответить. На самом деле, пытается. Он хочет выдавить из своего бестолкового рта хотя бы слово, но тот опять будто скован судорогой. Единственное, на что хватает Стайлза — кивнуть и невнятно угукнуть, пытаясь осторожно стряхнуть руку Скотта лёгким передёргиванием плеч. Тот, впрочем, быстро отстраняется и передаёт другу рюкзак со школьными принадлежностями.

— Вот, держи. Стащил через окно: не застал твоего отца, — Скотт снова улыбается, но теперь это — дурашливая мордашка дооборотнических времён. — Рассказывай. Как она? Или он? Чьи это вещи? Всё понравилось?

— Ага… — осторожно отвечает Стайлз и растягивает губы в ответной улыбке, такой привычной маске, — всё понравилось, да. Было…

От дальнейших неприятных воспоминаний и неловких объяснений спасает звонок. К счастью, этот урок у них не совместный, и ребята расходятся по разным кабинетам. И Стайлзу этого времени должно хватить, чтобы настроиться на остаток дня и дальнейшие расспросы Скотта. Чтобы не спалиться на лжи, Стайлз решает рассказать полуправду: вечером был в клубе, а утром — уже у парня в роскошной квартире с аппетитным и здоровым завтраком. Понравилось почти всё, всё хорошо, не о чем волноваться. Надо просто не упоминать имя.

И постараться избегать прикосновений. Даже Скотти, не отличающийся такой уж внимательностью или эмпатией, что-нибудь поймёт, если лучший друг будет подпрыгивать от каждого шутливого тычка в бок. К счастью, сегодня нет тренировки по лакроссу: Стайлз сомневался, что готов сталкиваться с полуголыми парнями в раздевалке. Или с одетыми — на поле.

К превеликому сожалению Стайлза, на историю, которую в этом семестре Скотт решил не брать, ходит Кира и Малия. И если с Юкимурой не возникает проблем, потому что она слишком тактична и слишком хорошо воспитана в лучших азиатских традициях, то с Малией… с Малией всё сложнее. Её чутьё, натренированное лесом и усовершенствованное Дереком, не позволит ей пропустить ни единой мелочи. Поэтому Стайлз делает несколько дыхательных упражнений, выравнивая сердцебиение, и старается думать о всяких умиротворяющих вещах: черничный пирог, папин выходной, старый плюшевый медведь родом из далёкого детства. Посчитав себя готовым, Стайлз делает шаг вперёд, прямо в кабинет, где уже мистер Юкимура что-то объясняет у доски.

Несколько учеников вяло оглядываются на Стайлза и снова возвращают своё внимание к учителю. Тот делает какое-то ооочень длинное вступление в тему, и, кажется, все присутствующие потеряли нить рассуждений. Малия выглядит дезориентированной: она, не отрываясь, смотрит на преподавателя, хмурит брови и шевелит губами. Приход Стайлза она даже не замечает, слишком погружённая в свои переживания за средний балл.

Мистер Юкимура не отвлекается от своей речи и только кивком головы здоровается со Стайлзом, позволяя пройти в класс. Свободна только одна парта: самая последняя возле окна. Это обстоятельство очень даже устраивает Стайлза, который не планирует вникать в материал, а хочет только обмозговать сложившуюся ситуацию и, возможно, посёрфить в интернете, чтобы раздобыть какую-нибудь полезную информацию (например, что делать после незащищённого секса или когда сдавать соответствующие анализы).

На радость учеников, мистер Юкимура сегодня ничего не спрашивает, только даёт новую информацию, рисуя какие-то закорючки и диаграммы на доске в надежде, что так будет нагляднее. Звонок застаёт класс, когда учитель заканчивает диктовать домашнее задание, что очень странно для уроков истории. Кира и Малия уже собрали свои вещи и ждут, когда же Стайлз присоединится к ним, а тот действует нарочито медленно: может быть, девчонки психанут и уйдут по своим кабинетам. Не тут-то было.

— Что с тобой такое? — Малия морщит нос, шумно втягивая воздух. — Пахнешь отвратительно.

— Ну спасибо тебе. Вообще-то, я с утра был в душе, — Стайлз всё-таки собрал свои вещи, и вместе ребята вышли в коридор.

— Ты прекрасно понял, о чём я! Ты пахнешь… отчаянием? — последнее слово Малия говорит неуверенно, тревожно глядя на Стайлза. Всё-таки её навыки коммуникации в последнее время улучшились, и теперь она хотя бы через раз интересуется, может ли она лезть не в своё дело.

— Нет, ты ошибаешься. Я пахну как обычно. Может, это от вещей? Я взял их у… друга.

Малия ещё внимательнее принюхивается, на ходу чуть подаваясь ближе к плечу Стайлза. Парень не может видеть выражение её лица, но уверен, что она поняла, у кого именно он взял одежду. Заговорить Малии мешает стремительно приближающиеся волчата: урок английского обязателен для них всех, поэтому в класс они идут вместе. Со временем, научившись контролировать свои силы, почти все ребята разобрались и в этике общения с простыми смертными: не подслушивать сердцебиение и не принюхиваться. Все, кроме Малии. Но иногда в общении со Стайлзом щенки нарушают эти правила хорошего тона. Слишком непредсказуемый, слишком хороший актёр, слишком… Слишком. Скотт помнит ещё, как проворонил одержимость друга древним духом вредной лисы. Именно поэтому МакКолл (как и остальные, в общем-то) не испытывает чувства вины, когда нарушает установленные другом границы. Не то чтобы у Скотта был обширный опыт в расшифровке эмоций и их причин, но так казалось правильным.

На уроке английского сильно не забалуешь, поэтому все предельно сосредоточены. Даже Эрика, которая долгое время саботировала учёбу. Даже Бойд и Айзек. Стайлз тоже пытается собрать расползающиеся мысли и сфокусировать их только на уроке. Как ни странно, это получается довольно быстро, и оказывается, нет лучшего способа постигнуть дзен, чем предаваться учёбе. Волчата до конца дня кидают на Стайлза подозрительные взгляды, но разговоров не заводят, за что парень им почти что благодарен. Хотя нет. Это должно быть в порядке вещей: они договорились и следуют правилам.

Как бы то ни было, а уроки всё-таки заканчиваются, и у Стайлза больше нет никаких оправданий перед самим собой и своей совестью. Он набирается решимости и, вдохнув побольше воздуха, звонит. Через три гудка на том конце линии раздаётся глухое и уставшее:

— Помощник шерифа Пэрриш слушает.

— Эм… привет, Джордан. Это я…

— Стайлз? — уточняет Пэрриш.

— Эм… да. Ты можешь со мной сегодня встретиться до конца твоей смены? Если не можешь, ничего страшного, это неважно. Но если можешь, то хорошо бы не в участке, знаю, у тебя смены вместе с отцом, а его я бы сейчас не хотел видеть, ну, ты понимаешь? Наверное, нет. Ты же такой весь образцово-показательный…

— Стайлз, — перебивает Джордан, — конечно, я встречусь с тобой. Как насчёт кафе у школы? Будут там минут через пятнадцать.

— О. Да, конечно. Давай.

Положив трубку, Стайлз немного согнулся, выдыхая весь тот воздух, который ещё оставался в лёгких. Скотт, пристально наблюдавший за другом со спины, поинтересовался:

— И что это было?

Стайлз аж подпрыгнул от неожиданности, уже в воздухе разворачиваясь лицом к МакКоллу и придумывая неправдоподобную отмазку.

— Эм. Ничего? Совершенное, огромное ничего. Хочу рассказать ему о том, как переводил вчера бабушку через дорогу и снимал котёнка с дерева.

— Чувак, ты же понимаешь, что эту твою ложь даже чуять не надо? И так всё ясно, — Скотт сделал это своё я-мудрый-альфа-но-наивный-щеночек выражение лица и закусил губу.

Стайлз в ответ только фыркнул и, устало потерев лицо ладонью, пробормотал:

— Скотт. У меня есть кое-какие дела, в которые я никого пока не хочу посвящать. В кой-то веки это — дерьмо, не связанное со сверхъестественным миром. И я должен сам во всём разобраться, окей?

— Окееей… — неуверенно протянул Скотт, но продолжать допрос не стал, — тогда до завтра?

— До завтра, да, — Стайлз посмотрел вслед отъезжающему со стоянки другу и направился в кафе.

 

***

 

Джордан опоздал на три минуты, что не прошло незамеченным для Стайлза, который за время ожидания успел передумать, ещё раз передумать, убедить себя в необходимости разговора и снова передумать. Он уже направился к входной двери, чтобы сбежать подальше, когда Пэрриш всё же зашёл в кафе. Разочарованно махнув ему рукой, Стайлз уселся на своё прежнее место и принялся ждать.

Пэрриш уселся напротив, взмахом руки подозвал официантку и, заказав какой-то веганский обед, переключил всё внимание на Стайлза, который, впрочем, не спешил начинать рассказ. В тишине они дождались, когда Джордану подадут заказ.

— Ты хотел поговорить? — подтолкнул Стайлза к началу Джордан.

— Эм… да. Вообще-то я хотел бы написать заявление. Или дать показания. Сам решай, что я тут хочу…

Стайлз не смотрел на Джордана, и тому пришлось снова заговорить, хотя обычно он взглядом или ободряющей улыбкой подталкивал собеседников к началу рассказа:

— Начни с самого начала. Я включу диктофон, ты не против?

— Не, не против. Включай, конечно, — дождавшись утвердительного угукания, Стайлз начал свой рассказ. — Меня зовут Мечислав Стилински, но все называют меня Стайлз. Мне недавно исполнилось восемнадцать, учусь в старшей школе Бейкон Хиллс…

По мере продвижения рассказа, голос Стайлза звучал всё глуше и ровнее, теряя даже намёки на какие-либо эмоции. Парень будто пытался отрешиться от событий той ночи. С каждым произнесённым словом, Джордан всё больше ощущал, как комок где-то в районе солнечного сплетения нагревался и пытался вырваться изнутри, адским пламенем сжигающим всё вокруг. Кое-как подавив вспышку бешенства и загнав Цербера в дальние закрома подсознания, Пэрриш выключил диктофон и, убедившись, что Стайлз снова в реальности, уточнил:

— Ты понимаешь, что теперь это всё нужно будет оформить письменно?

— Да, понимаю.

— Ты сможешь это сделать сейчас? — на вскинутый затравленный взгляд Джордан поспешил пояснить. — Вчера в участок пришли два парня и написали повинные. Без заявления хотя бы от одной жертвы я не могу их задержать дольше, чем на двадцать четыре часа. Или дать ход делу… Время истекает через два с половиной часа… — в ответ на эти слова Стайлз неуверенно пожевал губу, хмуря брови, но всё-таки кивнул и полез за тетрадкой и ручкой.

Когда они закончили, Джордан поспешил вернуться в участок, чтобы отчитаться перед шерифом (Не волнуйся, я постараюсь сохранить анонимность) и начать уже официально дело. А Стайлз остался сидеть в кафе, тупо пялясь на пустой столик, с которого официантка уже унесла грязную посуду. Наконец, после третьего «Вы будете что-нибудь заказывать?» парень встряхнулся и на последнем издыхании батареи мобильника отправил смс: «Стоянка Школы. 15 минут (???)». И, получив обнадёживающий ответ: «ок», вышел из кафе.

Питер, в отличие от Пэрриша, не задержался ни на миг, и к тому моменту, как Стайлз лениво добрёл до парковки, уже ждал, опираясь на капот своей суперпафосной машины.

— Что это за пафосное чудовище? — вместо приветствия ткнул пальцем в сторону машины Стайлз.

Питер закатил глаза и фыркнул:

— Это тот самый Мустанг Кобра, о котором я тебе говорил, мальчик из трущоб, — Стайлз не успел возмутиться, когда Питер распахнул дверь и приказал: — Садись.

Машина внутри оказалась точно такой же, как и снаружи: пафосной и мелкой. Стайлз положительно не понимал стремления семьи Хейл вот к таким малюткам. Может, это как у кошек? Потребность чувствовать себя в каких-то рамках? Фыркнув от таких размышлений, Стайлз поспешил отвлечься, пока Питер не заподозрил чего-то неладного. Но тому было всё равно, по большому счёту: волк дремал, наслаждаясь присутствием поправляющегося щенка, а сам Питер довольствовался молчанием Стилински.

— Мне незадолго до нашей встречи позвонил помощник шерифа Пэрриш и попросил заехать в участок, — не дождавшись ответа, Питер продолжил: — Рад, что ты всё-таки решился.

Против всяческой логики Стайлз испытал какой-то невообразимый букет чувств: и лёгкое волнение, и радость, и тепло. Беспомощно оглянувшись на Хейла, он уточнил едва слышным шёпотом:

— Что это?

— Оу. Ничего особенного. Просто реакция щенка на одобрение старого волка. Побольше времени со мной провёл — вот и результат.

Стайлз отвернулся обратно к окну, чтобы не видеть этой самодовольной мудацкой улыбочки. И чтобы попытаться успокоить то пузырение глубоко внутри, которое всё грозилось разлиться взбесившейся газировкой и затопить несчастного подростка. Кое-как справившись с совершенно неуместными чувствами, Стайлз заметил, что Питер внимательно смотрит на него, уже припарковавшись возле участка:

— Зайдёшь к отцу?

Стайлз взвесил все «за» и «против», прислушался к себе и утвердительно кивнул:

— Кто-то должен отобрать у него бургер.

Хейл довольно улыбнулся, прищуривая глаза, и одобрительно кивнул. Заглушив мотор, он выбрался из машины и, дождавшись Стайлза, пошёл к участку.

Пэрриш не стал задерживать Питера надолго. Только уточнил несколько моментов и попросил скинуть фотки из «Джунглей», которые успел сделать Хейл. В это время Стайлз воевал с отцом, которому Джордан (— Предатель! — Вообще-то, славный малый!) притащил двойной бургер, да ещё и с беконом. Когда Хейл заглянул в кабинет и сказал, что будет ждать в машине, шериф вполголоса уточнил у Стайлза:

— Всё хорошо, сынок?

— Да, пап, — Стайлз закусил щёку, но заставил себя всё-таки договорить, — есть некоторые сложности, но я должен справиться сам, ладно?

Шериф вздохнул и слегка покачал головой:

— Я очень хочу помочь тебе, чем смогу, сын. Но я помню, что мы с тобой договорились… — Ноа притянул Стайлза в объятия. — Но, если вдруг что-то пойдёт не так, как ты планировал, знай: я всегда рядом. И у меня есть не только табельное…

Стайлз захихикал, пытаясь безуспешно подавить внутреннюю дрожь от объятий, которая лишь нарастала. Выпутавшись из рук отца, он сказал:

— Я помню, па. Не переживай больше необходимого. И не жри бургеры, — послав отцу самую свою дурашливую улыбку, Стайлз вышел из кабинета и, попрощавшись с коллегами отца, устремился к машине.

Забравшись на переднее сиденье, он скрючился, наклоняя голову между коленей и пытаясь выровнять дыхание. Питер не торопил его с рассказом: пристегнулся, завёл мотор и, сдавая задним ходом, плавно вырулил на дорогу. Почувствовав движение, Стайлз выпрямился и тоже пристегнулся.

— Я испугался объятий отца… — тихо проговорил он, глядя в лобовое стекло. — Что со мной, блядь, не так?! — побившись головой об окно, Стайлз повернулся к Хейлу. — И куда мы едем? Явно не к тебе в квартиру.

— Сначала мы едем за твоими вещами. На случай, если и сегодня ты решишь надоедать мне... Вряд ли моё домашнее трико подходит под понятие одежды для школы. А потом — к врачу-инфекционисту.

— Ты шутишь?!

— Нет, я серьёзно считаю, что ходить в школу в пижаме — плохая идея.

— Во-первых, это не пижама! А во-вторых, я не про это! — Стайлз возмущённо замахал руками. — Какой нахер инфекционист?

— Обычный. Не волнуйся, мы не поедем в Госпиталь. У моего… знакомого — небольшая частная клиника. Тебе нужны профилактические меры.

— Но ты же вылечил меня своим волчьем моджо?!

— Я не уверен, от всех ли болезней помогает волчье моджо. Особенно — человеку. Поэтому заткнись и смирись.

Стайлзу не оставалось ничего другого, кроме как послушаться и замолкнуть.