Встреча между членами экипажа Викара и жителями колонии была организована в кратчайшие сроки. Этому, без сомнения, помогло и то, что те были военными, и то, что на колонии все беспрекословно выполняли любой приказ профессора. Во время подготовки, пока разъяснялись правила, капитан сначала наблюдал в глазах своих подчинённых воодушевлённость, переплетённую с радостью… до момента раскрытия главного секрета жителей Вилэнос.
Стоило им узнать, что их любимые лишь имитация тех, кто когда-то жил, как в их глазах начали бороться целые бури эмоций, а на лицах отразились непонимание и страх. Но желание и возможность попрощаться с близкими в большинстве из них превалировали над негативными эмоциями и неизвестностью.
Правила встреч же были достаточны просты, и в их основе лежал всё тот же самый запрет на навязывание диалога. Всё проходило под строжайшим контролем и присмотром охраны Эбингтона, которая не отводила взгляда ни на секунду от тех, кто принимал участие в этом событии. В целях же большей безопасности встречи проводились по очереди. Это позволяло более внимательно контролировать любые волнения или же потенциальные опасности.
И если для одних это было возможностью увидеться с теми, с кем не удалось проститься, то для профессора происходящее могло стать продвижением в изучении феномена «цикла»…
Пока же все проходили по очереди для встречи с родными и близкими, капитан стоял у двери, откуда выходили закончившие свою попытку. Пребывая в лёгкой прострации, он смотрел лишь за двумя выражениями лиц людей, выходящих из дверей позади него: радостными и грустными. Несложно догадаться, от чего зависели эти результаты, но всё же от этого не становилось легче. Ведь он и сам совсем недавно прошёл через то же, через что проходит и его экипаж, с той лишь разницей, что ему не сразу сообщили о реальном положении дел. И это оставляло куда более глубокий шрам, чем ему хотелось бы…
Он и не заметил, как к нему подошла Кирико Эпатис, их медик. По её щекам стекали слёзы, а на лице рисовалась лёгкая улыбка. Капитан всё понял и без слов, но всё же, в целях поддержки морального духа членов экипажа, как и со всеми прошедшими до Кирико, решил задать один вопрос.
— Как прошло? — учтиво, пусть и с толикой отстранённости, поинтересовался Викар.
— Пусть и при таких обстоятельствах, но не думала, что смогу их ещё раз увидеть, — вытирая слёзы, ответила Кирико, посмотрев затем в полные печали глаза капитана. — И никто, наверное, представить себе этого не мог, когда согласились вернуться под ваше командование. Возможно, многим из них это поможет отпустить ту обиду, что они затаили на вас с того момента… Я верю в это. Им нужно лишь время…
С этими словами Кирико развернулась и отправилась в сторону их корабля, оставив капитана одного с теми мыслями, что она посеяла в его голове. Они дали ему новый толчок и даже небольшой проблеск надежды. Надежды на то, что те, кто был для него столь же близок, как и родные, с кем он прослужил не один год, сумеют его простить. И это после слов Кирико казалось ещё ближе к осуществлению.
С этими мыслями, хоть как-то согревающими его изнутри, капитан уставился на дверь в ожидании следующего выходящего. Им оказался Кэлл Ирби, фазист, благодаря которому большая часть команды и вернулась в подчинение Викара. По прошедшему времени с момента ухода Кирико и особенно по угрюмому выражению лица Кэлла, только что вышедшего из-за дверей, безусловно, можно было сделать лишь одно заключение.
— Не увидели?.. — осторожно поинтересовался капитан, смотря на опущенные глаза Кэлла, на что тот лишь тяжело выдохнул. — Честно говоря, не знаю даже, что и лучше…
— Ну… — промычал фазист, подойдя к капитану и облокотившись о перила. — Лучше бы просто видеть их холодные тела, а не то, как они ходят, общаются, улыбаются и радуются, ругаются и плачут… И неважно, видят они тебя или нет. Это… всё равно не они. Лишь жалкая имитация. И наверное, от этого лишь больнее…
Капитан подошёл к Кэллу, опершись рядом с ним о перила обеими руками, и уставился вдаль на снующих туда-сюда жителей колонии. Он пытался подобрать слова утешения, которые помогли бы хоть как-то сгладить столь горькое событие для старого друга, но в горле стоял лишь ком. Любые попытки произнести хоть слово сразу же встречали непреодолимую стену. По крайней мере, так это выглядело в его голове.
— Викар… — с тяжёлым вздохом прервал тишину Кэлл, — ты сразу узнал о том, что твоя дочь — не она?
— Нет… — еле слышимо на выдохе ответил капитан. — Мне сообщили уже после всего… увиденного.
— Нам рассказали лишь о малой части того, что тут происходит? Всё же неспроста нам приказали покинуть колонию на время. Надо полагать, нам и нельзя знать?
Капитан молча посмотрел уставшим взглядом в глаза фазиста. Оба и без слов поняли друг друга, закрыв этот вопрос. Состояние, в котором они пребывали, походило на затуманенный сон, в котором размыты грани окружающего, и из-за этого сложно понять находящееся перед тобой. Всё происходящее хоть и имело оттенок закрытия старого гештальта, но при этом куда больше вызывало вопросов и опасений у них двоих, чем у остальных членов экипажа.
Фазист с капитаном, как и в старые времена, понимали друг друга без слов, а их умы, пусть и затупились, пройдя через небывалые муки и терзания, не до конца утратили возможность видеть глубже и дальше, чем другие. Сам факт существования этих «копий» в колонии намекал на то, что приведшее к этому являлось чем-то в лучшем случае ужасным. И понимание вероятных страданий давно ушедших вновь резало их сердца, оставляя новые шрамы…
— Викар, — окликнул Кэлл капитана, встав спиной к нему. — Что-то мне подсказывает, что это только начало… Быть может, нам сто…
— Нет! — отрезал строго капитан. — Это закрытая книга. Уже поздно возвращаться к ней. Поэтому давай просто продолжим идти так, как идём.
— Как скажете, — без каких-либо эмоций ответил фазист, после чего ушёл в сторону корабля.
Капитан даже не смотрел вслед уходящему товарищу. Его взгляд был опущен вниз, а голова наполнилась тяжкими думами и нежеланными воспоминаниями о том, что он считал ошибкой с того самого дня… Настолько сильно погрузившись в них, со взглядом в никуда и во тьму, он и не заметил, как вот уже какое-то время рядом с ним кто-то стоял. Придя в себя, краем глаза он первым делом приметил белый халат и то, что стоящий рядом с ним достал из внутреннего кармана небольшую пробирку и залпом её выпил. После этого капитан сразу же понял, кто к нему пришёл.
— Чем-то могу помочь, профессор Эбингтон? — без капли энтузиазма в голосе спросил капитан.
— Да знаете, проходил я тут мимо, увидел вас и решил поинтересоваться, как всё идёт у вашего экипажа. Возникли ли какие-либо проблемы? Все ли в порядке?
— Более чем уверен, что состояние моего экипажа вас нисколько не волнует. Все данные и наблюдения вам предоставят ваши смотрящие. Вряд ли вы получите от меня хоть сколько-то важную информацию, — с лёгкой ноткой раздражённости ответил капитан.
— Вижу, и вы меня в монстры хотите записать? — саркастично, с ухмылкой промолвил весёлым голосом Эбингтон, словно его эти слова больше веселили, нежели задевали. — Да, мои работники, без сомнения, запишут любые мелочи, видимые им, как специалистам. Только вот есть то, что даже они, будучи опытными, могут просто не видеть. То, что может приметить лишь близкий или же знающий достаточно хорошо наблюдаемого. Вы, капитан, без сомнения, можете видеть то, чего не можем мы. Но… я не буду наседать на вас с этим. Если сочтёте нужным, то просто передайте нам эти сведения, так как они могут быть важными.
— Это всё, что вы хотели?
— Не совсем. Я бы попросил вас рассказать мне о том, что произошло во время вашего столкновения с фазовой некротизацией. О том, как это случилось, что предшествовало, и любые другие важные и не особо моменты. Как понимаю, есть опасения и предположения, что рассказанные мною ранее события как-то могут быть связаны с этим феноменом, а значит, и с текущей ситуацией. Поэтому я бы попросил вас пройти со мной в мой кабинет. Тем более вряд ли ваше отсутствие как-то изменит общее положение и настроения внутри вашей команды.
— Вы же хотели сначала всё обсудить с Филантом, — попробовал отказаться от предложения Викар.
— Недавно он заходил ко мне, поэтому все интересующие меня моменты мы с ним обсудили, — наседал Эбингтон, чувствуя нежелание капитана с ним говорить. — Вы не волнуйтесь, это много времени не займёт, да и мне нужно лишь прояснить несколько моментов, которые мой дорогой Ведомый не смог пояснить для меня в должной мере. Чем раньше начнём, тем раньше закончим. Вы так не считаете?
Ухмылка на лице профессора раздражала Викара. Ему не хотелось не то что говорить с ним, а даже просто видеть его. Из головы не выходили слова, сказанные Эбингтоном, о том, что творилось и творится на этой колонии. Как и не выходили мысли о дочери, его далёком выборе в прошлом и о том, что он за собой оставил…
Без лишних слов капитан указал рукой на коридор, после чего Эбингтон повёл его в свой кабинет.
***Пока все готовились к встрече и разъяснению правил её проведения, Габриэль погружался в свои мысли. После всего увиденного и услышанного его чутьё так и кричало о том, что ответы находятся рядом. Там! За той самой дорогой в пустоту, что не пускает никого. Его снова что-то вело… Ему не хватало лишь несколько фрагментов для полноты картины.
Именно поэтому Габриэль отправился к Эбингтону.
Найти его кабинет не составило труда, ведь к нему ходило множество учёных с отчётами. Словно ручьи воды, они вели Ведомого к цели назначения. Кабинетом же оказалась очередная зона стабильности, с той лишь разницей, что она полностью была обклеена изнутри чёрной плёнкой, из-за которой не имелось возможности увидеть находящееся за ней. Приватная зона, и только для самого главного…
Дверь тоже имела отличия от обычных. На ней находилось электронное табло с надписью, сменившейся с «Разрешено» на «Запрещено» после того, как внутрь вошёл один из работников профессора. Подождав пару минут и дождавшись выхода посетителя, Габриэль, убедившись, что надпись сменилась, постучав, вошёл внутрь. Окинув взглядом помещение, Ведомый был удивлён тем, сколь хаотично, но в то же время систематизированно всё было обставлено. Во всём том безобразии из гор отчётов с досками и стикерами на стенах прослеживалась чёткая и структурированная система. Ранее он не видел рабочего кабинета профессора, поэтому с интересом изучал его в то время, как Эбингтон что-то писал на доске, бубня себе под нос. Он так увлёкся, что совсем не заметил вошедшего к нему гостя, из-за чего последнему пришлось покашлять для привлечения внимания.
— Да-да, что там? — быстро промолвил Эбингтон, не отвлекаясь от своего дела.
Габриэль решил подождать, когда на него обратят внимание, всё так же продолжая изучать обстановку помещения. Профессор лишь спустя минуту соизволил обернуться, а после чего удивился гостю.
— Ох, мой дорогой Ведомый! Что же вы сразу не обозначили свой приход? Сообщи вы чуть раньше, я бы и напиток какой подготовил, да вот уже, вероятно, поздно что-то делать, — воодушевлённо и с небольшой толикой радости стал тараторить Эбингтон, судорожно переключая своё внимание между гостем и записями. — С какой целью решили меня посетить? И вы извините, что не сразу отреагировал. Работы много.
— Появилось несколько вопросов, на которые хотелось бы получить ответ, — сев на свободный стул, пояснил Габриэль, закинув одну ногу на другую, после чего положил руки на колени. — Особенно после всего прочитанного, услышанного и увиденного.
— Не поверите, но это взаимно, мой дорогой Габриэль, — радостно промолвил профессор, стирая что-то с доски и выводя вместо этого неизвестную гостю формулу. — Меня крайне заинтересовали ваши слова о том, что вы стали не только свидетелем, но ещё и единственным выжившим события под названием «Фазовая некротизация» за всю нашу историю после великого Фазового Разлома! Я уже ознакомился с вашим отчётом, но, пускай он и является достаточно информативным, в нём всё же сухая выжимка фактов и событий, никак не описывающих ваше личное мнение, виденье и, что немаловажно, то, что вы почувствовали! Поэтому я более чем уверен: вам есть чем поделиться за пределами тех букв, что вы оставили нашему руководству. Поэтому… — замялся Эбингтон, пытаясь сдержать свою возбуждённость. — Вы не против, если первым делом я задам вам несколько вопросов?
— Предполагаю, что в ином случае вы не сможете сосредоточиться? — ухмыльнулся Габриэль, показав жестом добро на пожелание профессора.
— Отлично! Исходя из вашего отчёта выходит, что лично вы встретились с феноменом целых два раза, в отличие от капитана Ноэля Викара, — воодушевлённо начал свой вопрос профессор. — При этом вы делаете акцент на генераторе КО-бытия 2А, отмечая его странное… биение. Я же правильно понимаю, что на вашем судне, на станции и корабле капитана стояла именно эта модель в момент фазовой некротизации? Ещё стоит отметить, что в колонии Вилэнос также установлена эта модель. Пускай и очень осторожно, но в своём отчёте вы подводите к мысли о том, что, возможно — и даже вероятно, сердце генератора 2А умирает… Вы считаете, что тут происходит то же самое, что и в тех случаях?
— По мне так, это явный показатель как минимум того, что странное сердцебиение 2А и фазовая некротизация имеют между собой какую-то связь, — спокойным голосом пояснил Габриэль, слегка наклонив голову набок в процессе изучения выведенной профессором формулы. — И если оно и вправду умирает, то мы в опасности.
— Также хочу отметить, что в отчёте не указаны измерения частоты биения сердец вашего корабля и корабля Ноэля Викара, — прикусив уголок губы и поднеся указательный палец к носу, с прищуром отметил Эбингтон. — Это указывает на неполноту данных и выведение суждения на основе одного наблюдаемого феномена. Есть ли ещё что-то, что подкрепляло бы ваше… предположение? Не исключаете ли вы, что причиной могла служить какая-либо другая поломка непосредственно самого генератора КО-бытия 2А, а не проблемы сердца?
Габриэль задумался над сказанным, пытаясь сформировать в голове логическое объяснение того, что скорее чувствовал, нежели мог подтвердить научным способом или фактами. Будь у него возможность изучить хоть одно сердце модели 2А, он бы сумел найти и подтверждение, и показатели вместе с весомыми доказательствами для тех, кто привык листать бумажки да оперировать числами. Вот только, даже будучи Ведомым, Габриэль понимал, что его «чутьё» не имеет веса… Профессор увидел это в лице своего гостя, после чего понимающе кивнул головой.
— В этом и сложность с вами, Ведомыми… — тяжко вздохнул Эбингтон, продолжив выводить формулу. — И к сожалению, это не играет нам на руку. Предполагаю, что концерн никак не отреагировал на ваше заявление… Оно и неудивительно. Бюрократы, что с них взять? Тогда скажите, есть ли у вас предположения, что вас… уберегло от фазовой некротизации?
— Единственное предположение — печать Права, — уверенно ответил Габриэль. — Предполагаю, что она имеет свойство, ранее нам неизвестное. Пока мне не удалось это подтвердить, но думаю, что на малом радиусе она выступает чем-то типа небольшого генератора КО-бытия. Это единственное связующее звено между моим первым столкновением с фазовой некротизацией и вторым, когда я находился рядом с капитаном Викаром.
— Печать Права, значит?.. — задумчиво пробормотал под нос профессор, потирая подбородок. — Проверить это предположение, конечно, затруднительно, но, по крайней мере, есть пища для ума. Ну и если уж печати имеют какое-то свойство, доселе неизвестное нам, то в теории можно провести парочку экспериментов. Правда вот, разрешат ли?.. Ну да ладно, это уже другой вопрос. И всё же печатей не так много, так почему же, если сердца умирают, мы ещё не наблюдаем повсеместных аварий, гибелей и в целом волнения в народе?
— Возможно, что конечную стадию разрушения генератора КО-бытия на той колонии кто-то искусственно ускорил, — серьёзным голосом ответил Габриэль. — Сердцу плохо, и это точно. Осмотрите любую модель 2А, и сами заметите. Другое дело, что раз мы ещё ничего не слышали о похожих ситуациях, то, значит, у нас есть время.
— Это, мой дорогой Ведомый, только в том случае, если ваше предположение верно, — отрезал как ни в чём не бывало профессор, рисуя на доске диаграмму. — Даже если вы и правы, мы не можем оперировать вашими «ощущениями» и «чувствами». Необходимы факты, замеры, тесты и числа, которыми мог бы оперировать любой другой учёный. Без этого у нас есть лишь пригоршня событий, не факт даже, что связанных друг с другом. То, что печать Права и ваше… если так можно выразиться, спасение во время фазовой некротизации как-то связаны, требует тщательного изучения, так как вы не оперируете всеми данными для подтверждения какой-либо связи между этими двумя моментами. И нет, вы не подумайте, я не против вас, но я прекрасно осознаю мышление наших шишек. Да и многие наши коллеги относятся скептически к Ведомым. Я, безусловно, прислушаюсь к вашему чутью и, скорее всего, постараюсь проверить сказанные вами вещи, но если наверху считают иначе… Нам будут нужны весомые доказательства.
Габриэль промолчал, не зная, как и реагировать на сказанное. С одной стороны, его критиковали, а с другой — поддерживали. И при этом всём это исходило от того, кого он призирал до глубины души, от того, в ком видел лишь монстра, готового на всё для достижения цели, невзирая на потери.
— Какие общие черты вы можете назвать между теми двумя событиями и тем, что происходит на Вилэносе? — бухнувшись в своё кресло, задал вопрос Эбингтон, смотря на выведенную им диаграмму.
— Исходя из того, что вы нам рассказали, могу точно выделить физические изменения, а из увиденного… Второй этап имеет некоторые отголоски того, с чем мы встретились на той колонии. Только те потоки не стирали материю и скорее выглядели как засасывание в проделанную дыру. Также тут я не наблюдаю ухудшения самочувствия у находящихся…
— Получается, что нельзя точно сказать, что происходящее тут является тем же, с чем столкнулись вы, — заключил профессор, тяжко выдохнув, после чего, повернувшись к своему гостю, сказал: — Что ж, думаю, можно перейти теперь к вашим вопросам, мой дорогой Ведомый.
— Кем, по-вашему, являются жители колонии Вилэнос?
— Точно не теми, кем являемся мы с вами, — коротко отрезал Эбингтон, достав склянку и выпив её одним залпом. — Я бы сказал, что они… своего рода очень подробная симуляция, сделанная на момент формирования цикла, ограниченная в определённых ясных и скрытых от нас моментах. Они похожи на нас, у них есть воспоминания оригиналов, но при этом они зажаты в рамках «снимка», или же «записи». Как это вообще возможно? — задал он сам себе вопрос. — С учётом уровня наших технологий — никак. Что позволяет такое создать? Ответ на это, безусловно, находится в генераторной, куда мы и пытаемся попасть. Более чем уверен, что именно там находится и источник, и то, что позволяет всю эту структуру поддерживать.
— То есть вы уверены, что это не дело рук концерна ТОА или же другой компании из Большой тройки? Может ли вообще быть, что тут замешаны «Призраки»?
— Последнее, более чем уверен, не может иметь места. Да, мы мало знаем о «Призраках», но точно можно заявить об отсутствии у них каких-либо признаков технологического прогресса, выходящего за пределы того, что мы о них знаем с момента «знакомства». Они больше похожи на хищников, и если бы они развивались, то мы бы уже давно канули в Лету. Просто как факт. Ну а насчёт того, связан ли с этим кто-то из Большой тройки… Ничего исключать нельзя, но раз уж сам концерн послал меня изучить этот феномен, то, судя по всему, они сами не в курсе и их волнует творящееся тут. Да и вряд ли кто-то сумел их не только догнать по технологиям, но и перегнать. В общем, думаю, тут что-то совсем другое…
— И что же? — поинтересовался, напрягшись, Габриэль.
— Свои мысли на этот счёт пока что я лучше оставлю при себе. Надеюсь на понимание.
Такой ответ создавал ещё больше вопросов и волнений. Ведомый пытался приструнить ту мысль, что крутилась у него в голове уже какое-то время, надеясь добиться этого словами профессора… Вот только всё вышло наоборот. Теперь водоворот потока его умозаключений, чутья и образов с бешеной скоростью рисовал до боли страшную и опасную картину. И чем дольше он молчал, тем сильнее его засасывало в пучины тяжких дум. Единственный выход — продолжить говорить, перевести поток в другое русло и не позволить ему утягивать за собой.
— Раз уж вы с самого начала были в курсе, то почему позволили капитану Викару общаться с его дочерью? Почему не рассказали о том, что тут происходит, как только мы прибыли? — Габриэль сдерживал себя в речи, стараясь не сказать лишнего, но его напряжённое и озлобленное лицо выдавало все мысли.
— Наверняка думаете, мой дорогой Ведомый, что я получаю от этого удовольствие? — усмехнулся профессор. — Огорчу вас и подпорчу вам картину меня, но это решение было сугубо профессиональным и незапланированным. Всему виной как раз таки копия его дочери, объект Эс двадцать пять тысяч — триста шестьдесят шесть. Этот объект оказался первым, у кого имелась обратная реакция на внешний раздражитель, не входящий в «цикл». Поэтому для чистоты эксперимента необходимо было проследить максимально долго, чтобы оба объекта не имели воздействия, которое могло бы дать некорректные данные. В общем говоря, — заключил он, — нужно было, чтобы капитан Викар вёл своё общение так, словно это его дочь. Его незнание реального положения дел дало более корректные данные, чем дало бы знание о том, что это на самом деле всего лишь копия, а не оригинал. Жестоко ли это? Наверняка, но если бы не произошедшее, то я бы поступил так, как вы и говорите. Всё же я планировал рассказать всё в тот момент, когда мы бы дошли до генераторной.
Слова профессора вызывали у Габриэля смешанные чувства. С одной стороны, ему становилась понятна мотивация и причины такого решения, но с другой… С другой же стороны, это не отменяло столь жестокого решения, больше походящего на издевательство, нежели на исследование. Пускай логика и звучала в словах Эбингтона, но принять её Ведомому было сложно.
— Неужели не было другого способа? — протянул Габриэль сквозь зубы.
— Это был наиболее эффективный, — коротко ответил профессор, вернувшись к своим записям. — Неужели это вас так задело? — поинтересовался он, не отвлекаясь от написания новой формулы. — Это же не вас касалось всё же, а капитана Викара. Обычно вас не сильно волновали сошки, подобные этому вояке. Неужели что-то изменилось? Или дело в нём? А может…
— Это неважно! — резко отрезал Ведомый, явно раздражённый от полетевших в него вопросов. — Другое дело, что ваши поступки и решения являются максимально мерзкими. Вы не цените ни жизнь, ни других. Для вас все лишь инструменты, которыми вы пользуетесь, а как только они теряют вес — избавляетесь. Я надеялся, что с нашей первой и последней встречи вы изменились, но вижу, что всё по-прежнему. То, что вы сделали с капитаном… непростительно! И это я ещё культурно выражаюсь. Я… терпел ваши выходки, поведение и слова, но после всего произошедшего…
— Дорогой мой Габриэль, — и бровью не поведя прервал профессор. — Я и так прекрасно знаю ваше отношение ко мне, так что можете не тратить зазря силы на то, чтобы это озвучить. Быть может, когда-нибудь вы поймёте меня, ну а сейчас вы ругать меня пришли или всё же задать интересующие вопросы?
Столь резкое и резонное приструнивание задело Ведомого, отчего он потерял дар речи. Он и сам прекрасно понял, что волна негативных эмоций обуздала его, заставив тем самым потерять над собой контроль. Это ударяло по его самооценке, ведь он всегда старался сдерживать себя и не показывать истинные мысли и самочувствие перед другими… И на этой волне он задался вопросом: «Почему тогда с капитаном было иначе?» Быть может, из-за того, чтó Габриэль пережил незадолго до их встречи? Или же потому, что увидел в капитане что-то близкое ему самому? А может, это просто отчаянье, подкреплённое усталостью от поиска ответов в одиночку? В любом случае даже профессор приметил этот момент, а значит, он имел место…
— Вы правы, — сухо ответил Габриэль, признав свою неправоту. — Я пришёл за ответами. Поэтому у меня остался всего один вопрос: вы отправляли печати Права внутрь?
— Хотел, — честно ответил профессор, тяжело вздохнув. — Только вот начальство запретило. С их слов, крайне рискованно подвергать такое дорогое устройство опасности. Поэтому было строго-настрого запрещено использовать печать Права для разведки и изучения этого пространства. Я, конечно, попытался возразить, но меня и слушать не стали. Поэтому обязан и вам, мой дорогой Ведомый, передать приказ нашего начальства. В концерне крайне обеспокоены этим вопросом, поэтому я даже боюсь представить последствия нарушения. Думаю, что ни мне, ни вам это просто так с рук не сойдёт.
Эбингтон повернулся в сторону гостя и внимательно уставился в его глаза. Он увидел в них то, что вызвало у него беспокойство.
— Вы… что-то чувствуете там? — коротко спросил профессор, внимательно наблюдая за Ведомым.
— Да… Там что-то есть, и оно так и тянет меня туда…
Повисла тишина. Они просто смотрели друг на друга, погрузившись в свои мысли и размышления, при этом ощущая, что другой подозревает о чём именно.
— Пожалуй, на этом мои вопросы закончились, профессор Эбингтон. Благодарю за разъяснения и… извиняюсь за то, что вспылил.
Габриэль развернулся и направился к выходу, и, как только дверь открылась, профессор его окликнул:
— Мой дорогой Ведомый, не натворите глупостей. Раз уж вы что-то чувствуете, то вместе мы найдём ответы. Поверьте.
Склонив голову, Габриэль молча вышел из кабинета.
***При входе в кабинет Эбингтона первое, что приметил капитан, — полный хаос и беспорядок в виде множества листов бумаги и папок, разбросанных где попало. Пытаясь во всём этом безобразии выцепить хоть кусочек порядка, Викар, пробегаясь взглядом по помещению, искал место, куда он мог бы сесть. К его счастью, взгляд зацепился за девственно-чистый уголок дивана.
Профессор же спокойно прошёлся по созданной им же тропинке к своему столу. Плюхнувшись в кресло и обернувшись к капитану, он вопросительно посмотрел на стоящего посетителя. Слегка смутившись, Викар осторожно, смотря под ноги, побрёл в сторону дивана. Усевшись, он обратился к Эбингтону:
— Так что вы хотели от меня услышать?
— Наблюдали ли вы в поведении генератора КО-бытия 2А на вашем старом корабле какие-либо… странности? — с ходу задал он неожиданный для капитана вопрос. — Быть может, необычные параметры или же нештатные события, которые не нарушали протоколов, но выбивались из обычной рутины? Подойдёт любая мелочь, которая на первый взгляд кажется ерундой.
— Нет, — коротко ответил капитан, обводя взглядом комнату. — Сам ничего не наблюдал, а инженерами в отчётах ничего не указывалось.
— Вот оно как… — слегка огорчённо сказал Эбингтон, прикусив уголок губы. — Скажите: когда вы начали эвакуироваться на той колонии и вашим подопечным стало плохо, вы что-то чувствовали? Ухудшилось ли ваше самочувствие?
— Нет. Никаких ухудшений не наблюдал, кроме общего недомогания в связи с предшествующими событиями.
Столь сухие ответы напрягали Эбингтона. Пускай он и понимал, что перед ним военный, ему хотелось получить и услышать от гостя больше. При этом, прекрасно понимая, что давить смысла нет, профессор мог лишь тяжело вздыхать от получаемых ответов на такие важные для него вопросы.
— Не могли бы вы, капитан, описать тот момент, когда начался фазовый сдвиг на девяносто два и три десятых процента? Что вы наблюдали непосредственно во время выполнения протокола «Падение»? Что вы видели после его окончания?.. И что немаловажно, какие общие черты вы заметили после моего рассказа об испытуемом колонии Вилэнос?
Взгляд капитана потупился, словно его разум сам попытался защитить его от тех воспоминаний, от того, что ему пришлось лицезреть и прочувствовать. Его рот приоткрылся, но губы слегка подрагивали, словно он пытался что-то сказать, но у него никак не получалось. Эмоции… Пускай военная закалка и была сильна, но что-то в нём всё же сломилось. Слишком безумная череда тяжёлых событий, доведённая до апогея
— Когда мы собирались привести протокол в действие, в рубку влетел Филант… — начал рассказывать Викар надломленным голосом. — Он кричал о том, чтобы мы остановили смещение. Вот только… он опоздал… — Викар, слегка наклонившись вбок, опустил взгляд, после чего продолжил: — Это было второе применение протокола, но оно сильно отличалось от первого раза. Да, понятное дело, что там было где-то пятьдесят процентов, а во второй раз девяносто два, но… то… ощущение и те образы… это просто невозможно описать никакими словами и даже передать хоть частичку того, что тогда происходило. А затем тьма! Будто просыпаешься от долгого сна, но не можешь открыть глаза. При этом разум уже проснулся, и лучше бы он спал дальше…
Капитан замолк от резко возникшего в горле комка, который забрал у него силы говорить, — вслед за ним подступила тошнота и возникла тяжесть на плечах, что била в виски с невыносимой силой. Обруч, сжимающий его голову, старательно пытался блокировать те воспоминания и события, с которыми ему пришлось столкнуться. Профессор видел это, поэтому неспешно отворил один из своих ящиков стола и, достав оттуда бутылку со стаканами, резким движением наполнил два из них. Подвинув один к краю стола рядом с гостем, он осторожно кашлянул.
Хватило всего двух секунд сомнений, чтобы принять решение. Капитан залпом выпил то, что ему налили. Даже не поморщившись, он продолжил свой рассказ:
— Всё изменилось… будто… что-то всё изменило: что было металлом — стало плотью, а мои подчинённые… стали чем-то ужасным.
— Прошу прощения, что прерываю, — неожиданно подал голос Эбингтон. — Когда началось смещение, Габриэль стоял рядом с вами?
— Да, он был буквально в метре от меня. И он меня вытянул оттуда… А корабль… он словно ожил. Он дышал, по нему шли потоки воздуха, и… чёрт возьми, там было что-то похожее на сердце! Оно билось! И за нами бежали… Они обезумели… пожирали других… Это чёртов кошмар.
— Значит, всё же был рядом с вами, — задумчиво пробормотал под нос Эбингтон, добавив затем громче: — Получается, вы в итоге смогли добраться до спасательного шаттла и покинуть корабль?
— Да…
— А эти… попавшие под воздействие фазовой некротизации члены вашего экипажа, как на них это отразилось?
— Абсолютно разным образом: кто-то частично слился с интерьером, кто-то извратился настолько, что от него осталась лишь небольшая часть тела, а остальные… даже говорить не хочу… — пробурчал Викар, склонившись и опершись на сцепленные ладони.
— Спасибо, капитан. Мы можем остановиться на этом, мне этого хватает.
Викар, выпрямившись, стал потирать лицо, незаметно вытирая меж тем несколько скатившихся по щеке капель слёз. Всё последнее, что с ним происходило, с чем ему приходилось сталкиваться, вновь тяжким грузом упало на его плечи. Ситуация с дочерью лишь сильнее усугубляла его состояние и положение. В его мыслях то и дело проскакивали вопросы — он боялся давать на них ответы, так же как и слушать их от других. Он терял смысл движения вперёд и, что самое главное, нить, которая позволяла ему всё это время держаться на плаву. Казалось, что ещё один вдох — и он станет для него последним, а сам Викар утонет в той тьме, что поселилась в его разуме уже так давно. И ведь теперь, оглядываясь назад, даже не вспомнить, когда она родилась и как сумела достигнуть таких размеров…
— Почему… — сорвалось еле слышимо с его языка, но ком в горле моментально прервал его попытку задать болезненный вопрос.
— Почему я не рассказал вам сразу про вашу «дочь»? — серьёзно посмотрев в глаза капитана, продолжил вопрос Эбингтон.
По взгляду Викара, сверлящему профессора, последний прекрасно понял, что попал прямо в яблочко. Его это даже в какой-то мере забавляло, но, что более важно, он вспомнил самого себя…
— На этот вопрос я могу сказать лишь одно — так надо было. И нет, не потому, что это была какая-то моя прихоть или что-то в голову ударило. Я должен узнать, что тут происходит, чтобы не допустить подобного где-то ещё… — пояснил Эбингтон, а затем, глубоко призадумавшись, замолк.
Капитан ждал. Он знал, что такой ответ и будет, но также он видел, что профессор словно хочет сказать что-то ещё. И Эбингтон правда погрузился в думы, окунаясь в воспоминания и то, что он давно похоронил глубоко в себе.
— Капитан… вы видите во мне монстра? — опустив взгляд на свой стол, с улыбкой спросил он словно по наитию, просто оттого, что его разум сам захотел того без его желания. — Знаете, я бы правда не хотел с вами так поступать. Просто… это было необходимо… Я понимаю, как вы себя чувствуете.
— Серьёзно? — ухмыльнулся Викар, скрестив руки на груди и уставившись на профессора. — Я как-то в этом сомневаюсь.
— Не удивлён, — тяжко вздохнув, ответил Эбингтон. — У меня ведь тоже была дочь. Ей было примерно как и вашей на тот момент…
Сказанное удивило капитана. Ну кто бы мог подумать, что у такой персоны может быть не то что жена, а ещё и дочь? Казалось, что это просто несовместимые вещи. Это так ошарашило его, что он даже умудрился подавиться своей собственной слюной — настолько неожиданно были сказаны эти слова профессором.
— Да, понимаю, в это поверить сложно, — с усмешкой подметил Эбингтон, смотря на кашляющего гостя. — Вы слышали что-то о «чёрной смерти»?
— Что-то помню в общих чертах, — откашлявшись, с трудом ответил Викар.
— Тогда я поведаю вам небольшую историю, капитан. Это было лет пятнадцать назад, мы с женой и дочерью жили тогда на добывающей колонии под названием Теречь. Тогда я ещё работал учёным правительства, поэтому мне приходилось иногда отправляться в командировки в добывающие колонии. Там я искал всякую заразу, чтобы предотвращать эпидемии, или же останавливал её, если она всё же случалась. Моя жена решила тогда отправиться вместе со мной… В целом на самом деле добывающие колонии и без того опасны, ведь у них особо нет защиты, но… я не сумел отказать ей. Я думал, что буквально недели три-четыре — и мы вернёмся домой. В тот день меня вызвали в штаб на какое-то собрание. Даже не помню, что там такое было. Наверное, какая-то очередная ерунда, на которой необходимо на деле присутствовать лишь паре работников, но при этом собирают всех.
На этих словах Эбингтон ухмыльнулся, доставая из кармана новую пробирку и выпивая её залпом. Вслед за этим он открыл один из ящиков своего стола и, достав оттуда горсть таких же, но уже наполненных пробирок, засунул с карман халата.
— После той тягомотины я собирался возвращаться, но… Меня не было всего пару дней… Нам не дали взойти на колонию. Неизвестная эпидемия стремительно распространялась по всем её жителям и работникам. Отличительными свойствами были стремительное и агрессивное распространение, почернение кожи и разложение внутренних органов на последней стадии. Меня не пускали на саму колонию, обосновывая моей важностью для создания лекарства, но при этом правительство дало добро на отправку группы для забора материала. Я с головой ушёл в исследование проблемы… Время было против меня. Моя жена, дочь… они тоже подхватили «чёрную смерть». Подчеркну, что среднее время жизни заражённого варьировалось от пяти до семи суток. Так что… мне нужно было быстро найти лекарство, пока не стало слишком поздно. Пошли смерти… — Эбингтон запрокинул голову, смотря на чёрную поверхность купола своего кабинета. — Один за другим, словно фишки домино. Живые в одной части колонии, а мёртвые в другой… Три дня без сна, и на четвёртый я нашёл решение. Да, оно было сырым, но оно точно могло спасти жизни. Я срочно связался с руководством с радостной вестью, с пылающими глазами желая как можно скорее помочь и спасти всех… В том числе моих близких. Как думаете, как отреагировало на это моё руководство?
— Даже не представляю… — с замеревшим дыханием выцедил из себя капитан.
— Они сказали, что сначала нужно провести испытания на мышах, а потом уже на жителях. Мол, опасно вкалывать им непроверенную и, возможно, небезопасную вакцину! А в это время они умирали! — Эбингтон резко обернулся к капитану, уставившись своими огромными, пылающими от гнева глазами прямо на него. — Как же я тогда орал на них… Чёртовы бюрократы! Только вот всё равно пришлось начать опыты на крысах. А время уходило… Моя жена ушла на четвёртый день после заражения. Её организм не выдержал, был слишком слабым. У меня осталась лишь дочь… — Облокотившись о стол, профессор упёрся подбородком в сложенные руки. — Тогда я принял решение, которое полностью перечеркнуло мою жизнь и принципы. Я заразил себя «чёрной смертью», после чего использовал на себе вакцину…
— И как отреагировало на это руководство? — ошарашенно вопросил Викар.
— Если через сутки, через двадцать часов я ещё буду жить — использовать на всех оставшихся в живых жителях.
— Ну, как минимум вы сидите передо мной…
— Как минимум да. За этот период обнаружил некоторые побочные эффекты, которые исправил. И как только обозначенный срок прошёл, я сразу же ринулся вместе с командой на колонию. Пока остальные помогали рабочим и их семьям, я бежал к дочери… Только вот не успел… Жена лежала, опершись о стену, а дочь — рядом с ней, обнимая её холодный труп… Её последние мгновенья были в одиночестве и страхе. Меня не было рядом с ними… поэтому я и могу вас понять. Тем же днём я ушёл из правительства, хоть меня и пытались оставить. И тогда же я понял одну простую вещь.
— Какую же?
— Для спасения многих иногда нужно идти на жертвы. Все эти моральные принципы, правила и регуляции лишь тормозят прогресс, особенно когда счёт идёт на минуты. Пока бюрократы хотят видеть отчёты, цифры и графики, боясь взять на себя ответственность и принять тяжёлое решение, другие гибнут. Уж лучше пускай умрёт несколько, но будут спасены тысячи, нежели половина из них умрёт в ожидании спасения. И даже зачастую не нужно заставлять, ведь почти всегда найдутся те, кто готов пожертвовать собой во спасение близких. Делает ли это из меня монстра? — задумчиво произнёс Эбингтон, тяжело вздохнув. — Наверное, делает, но я готов нести эту ношу. Кто-то должен быть злодеем, чтобы двигать эту чёртову тележку вперёд в надежде спасти больше, чем потеряет по дороге.
— Честно говоря, я даже не знаю, что на это сказать… — всё ещё не веря услышанному, пробормотал Викар. — А вы рассказывали это Филанту?..
— Нет, — коротко и безразлично ответил профессор. — Да и зачем?
— Думаю, услышанное поменяло бы его отношение к вам…
— Ну, во-первых, если бы у него было желание, он давно бы всё это пробил. Во-вторых же, прошлое остаётся прошлым, и я тот, кто я есть сейчас. Как мною и было сказано, моя жизнь делится на до и после с того момента. Сейчас я, наверное, и вправду бессердечная тварь, которая добивается цели любыми путями и потерями. Так что… важно ли, каким я был когда-то и что меня сделало таким, каким я сейчас являюсь? Меня же удивляет другой момент. Точнее сказать, я удивлён отношением моего дорогого Ведомого к вам, капитан.
— Почему же? — удивился Викар.
— Габриэля не особо волновали другие, он даже отстранялся от всех, предпочитая работать в одиночку. Единственный, кто был ему близок, — профессор Лия Этиль. Вы вообще, к слову, в курсе, что из себя представляют Ведомые? — приподняв левую бровь, поинтересовался профессор, но, увидя в глазах капитана непонимание, сразу же продолжил: — Проект «Ведомый» вела профессор Лия Этиль. Она предполагала, что Всебытие имеет в себе как минимум информационный слой или же поле, которое мы можем использовать для своих целей и выживания. Для этого она отобрала сирот и неизвестными мне способом и средствами стала экспериментировать. К сожалению, вся эта часть оказалась засекречена настолько, что даже я не имею к ней доступа. Суть в том, что Габриэль явно волнуется за вас. Это странное для него поведение. Мне кажется, что он постепенно начинает видеть в вас друга.
Эти слова оказались крайне неожиданными для капитана. Он и предположить не мог, что тот, кого он был готов придушить и кто использует его в своих целях, может иметь к нему такие чувства. Теперь же, если обернуться назад и вспомнить то, что Филант ему говорил, становится и правда видно странное отношение к его персоне. Неожиданная и неприметная забота от противоречивой личности…
— Приму ваши слова к сведению, — задумчиво пробормотал Викар, отведя взгляд куда-то в сторону. — Вы упомянули Всебытие в контексте информации. А что, по-вашему, есть Всебытие? Я недавно, к удивлению для себя, задумался над этим вопросом и уже даже услышал одну из версий.
— Случаем, не версию информационного пространства от моего дорогого Ведомого? — с ухмылкой поинтересовался Эбингтон, но, даже не дав ответить на этот вопрос, сразу стал рассказывать своё виденье этого вопроса: — Я считаю, что наше привычное трёхмерное пространство каким-то образом схлопнулось до двухмерного. Поэтому, в связи с тем, что мы, существа трёхмерного мира, не можем существовать в двухмерном, контакт со Всебытием является для нас губительным. В целом вижу тут несколько вариантов: первый — схлопывание, как я только что пояснил; второй — мы перенесёмся в двухмерное пространство из нашего родного. Во втором случае нам нужно лишь найти способ вернуться туда, где нам и место. С первым, откровенно говоря, сложнее. По крайней мере, мы с коллегами рассматриваем эту гипотезу, так как она более состоятельная.
В кабинет профессора без стука ворвался один из его работников. Запыхавшийся, весь на нервах, он сразу же обратился к Эбингтону:
— Профессора, у нас чепэ!
***Габриэль после ухода от профессора ещё какое-то время пребывал в размышлениях, но ноги сами его привели к входу в генераторную. Войдя внутрь, он ещё раз бросил взгляд на дорожку, ведущую в белую пустоту. Подойдя к двери, отделяющей его от пустоты, он вновь ощутил стремительное желание пойти туда. Зов внутри него неистовым маршем проходил по его нервам, вызывая что-то похожее на зуд.
— Откройте двери, — неожиданно сказал Ведомый работникам внутри этой зоны стабильности.
— Согласно приказу профессора Эбингтона, мы не имеем права впускать туда кого-то без его разрешения, — ответил учёный, стоящий недалеко от него.
На это Габриэль достал свою печать Права и, обернувшись к мужчине, в приказном тоне сказал:
— Приказываю открыть мне двери. Думаю, вы знаете, что это такое.
— Боюсь, даже при таких обстоятельствах я не имею права… — испуганно, понимая тяжесть своих действий, ответил мужчина.
Раздражённый таким неповиновением, Габриэль поднёс парящую на ладони Печать к своему рту и что-то тихо прошептал. Секунду спустя Печать подлетела к компьютеру, и в то же мгновенье дверь за спиной Ведомого отворилась. Ступив на дорожку, Габриэль пошёл по ней в белую пустоту, а печать полетела за ним. Пока учёные, находящиеся в зоне безопасности, из которой он вышел, паниковали, он успел пройти метров десять, пока неожиданно за ним не стало закрываться пространство, отрезав его дорожку назад белой пустотой. Тяжело вздохнув, Габриэль двинулся вперёд на зов…
***— Как это закрылось?! — разбушевался Эбингтон. — Почему вы позволили ему войти туда, да ещё и с печатью?!
— Сер, мы не зна…
— Меня это не волнует! Вы представляете, что концерн с нами сделает?! Да они же…
Неожиданно возникший шум сирены прервал профессора, отчего тот даже замер с удивлённым лицом.
— Это снова та фаза «цикла»? — спокойно и напряжённо, смотря в лицо профессора, поинтересовался капитан.
— Нет… Это сигнал о приближении призраков…
Теперь Викар понимал реакцию Эбингтона, и первые мысли его, к удивлению, были не только о том, чтобы срочно пойти на его корабль и нейтрализовать угрозу, но и о том, чтобы спасти Габриэля. Только вот в трудную минуту беда не приходит одна… Через открытую в кабинет профессора дверь все находящиеся внутри увидели, как в коридоре жители колонии стали биться в конвульсиях, как во время второго этапа «цикла»… И это означало, что скоро тут будет хаос…
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления