Любовь не знает логики, она выше разума. Любовь пребывает на вершинах, над долинами разума. Это существование возвышенное, венец бытия, и редкому человеку она даётся.

Джек Лондон.

 

 

Пролог

 

Я ехала в дребезжащем, густо дымящем синем автобусе и чувствовала себя уставшей после работы и в хлам одинокой, как старый отшельник в каких-нибудь Гималаях. Как отшельник, ветхий и одетый в какое-то рубище с заплатками поверх заплаток несколько раз, с воем медитирующий на любой камешек на горной дороге или в старой стене своего ветхого домишки в засратом Тибете! Но то отшельник, а то я. В меру стройная и крепкая девушка лет тридцати пяти с гаком, без особо вредных привычек. Вредный нрав не в счёт, сами виноваты, что я такой стала. От вас же не отмоешься! Прояви хоть раз доброту, сразу запишут в слабину и сядут тебе на шею. Слабых и оказавшихся не там люди забивают, как мамонтов. Венец природы, блин! 

 

Но быть сильной духом и вдобавок одинокой вдвойне ужасно. Поверьте мне, люди. Впрочем, от веры это не зависит. 

 

Расскажу слегка о себе, пожалуй, если кому-то это интересно. Живу одна на пятом этаже старой кирпичной хрущёвки 1973-го года постройки. Слушаю частенько вой ветра и грохот почти оторвавшегося от креплений ржавого листового железа на крыше с громким воркованием голубей на соседних деревьях. Посылаю витиевато и громко пьяных соседей. Одного из них без проблем выкинула с лестницы, когда он стал приставать ко мне и обдавать  сигаретами с перегаром. Я всё чаще сижу одиноко у окна, мечтая о любимом человеке.

 

Желание и одиночество просто сводят не очень молодую абазинку с ума, потому я много времени провожу в старой большой и лично мной эмалированной ванне с известными целями и с известным оборудованием из магазина с конца начинающейся с заросшего невесть чем пригорка кривой узкой улицы им. Дзержинского. 

 

Когда я иду на работу по не менее кривой улице имени Суворова мимо пробитого древними корнями могучих тополей седого асфальта, местные от меня разлетаются, кто куда, что мне в некотором смысле приятно. Приятно, но холод и просто необходимость делать всё самой просто лишают сил под вечер. Что делать, я вообще не представляла, тем более, что мужа среди своих мне не найти из-за бесплодия после одного страшного несчастного случая. В моём родном Майкопе среди абазинцев такие новости разлетаются птицей!

 

У меня двумя этажами ниже напротив разрушенной кустарником халупы, бывшей магазином протухтов, живёт соседка, зовут Катя. Вроде шеф-повар, как я слышала, но деваха странная. На повара она, как раз, и не похожа фигурой: худая, как спица, ходит и одевается почти на военный манер. Явно с раннего детства её воспитанием задавили, или тут ещё что-то, чего я не знаю? Ходила всегда совсем грустная, даже пару раз ревела на скамейке у дома.

 

Я не пыталась общаться с ней, но хорошо запомнила её. На лица у меня хорошая память, но она иногда порядком мешает: лишние ассоциации с бывшими знакомыми и не только. Недавно у этой поварихи появилась подруга, прямо Катя наоборот. Весёлая такая резвая блондинка, порой аж завидно смотреть на её всегда довольную мордашку. Следить за собой она умеет, хоть и без косметики. Марина её, кажется, звать. И фигура ничем не хуже моей, ростом только на пол-головы ниже, а Катя и того меньше, 160 см всего. Почти метр сорок, на фоне моей фигуры ей гордиться нечем.

 

Так эта жердь, горе-военная, с Мариной совсем весёлая стала, я даже её не узнала пару раз и оттого на неё разозлилась. Думала, у неё мужик появился! Редкое дело, однако, из-за спиртного не всякой так везёт! Почему эта жердь нашла своё счастье в жизни, а я — нет? Хотела ей гадость какую-нибудь сделать под эмоции, но постоянно руки не доходили. Своих дел полно.

 

Одной пасмурной воскресной ночью, когда я пригодным к применению в воде двойным «инструментом» на мощном аккумуляторе «успокаивала нервы» в ванной, облегчая муки желания, из квартиры той соседки прямо подо мной раздавались какие-то звуки. Я очень хорошо слышу, намного лучше среднего. Развлечься почти совсем нечем, кроме подслушивания жизни бухих соседей. Прислушалась и сейчас. От возбуждения стала слушать с ушками на макушке творить то же, что и раньше. Так оно и было, эти звуки нельзя спутать ни с чем. Стоны наслаждения, притом явно в самом разгаре. Секс и только секс, без вариантов. Ничего иного там быть не может. С кем это там, интересно, она так душевно развлекается?

 

Когда я послушала ещё, я чуть в обморок не упала. Это не мужик, нет. Это… та самая блондинка-резвушка с роскошными кудрями и почти моей по красоте фигурой!

 

Заинтригованная, я слушала и вскоре нарушила звенящую тишину своим криком. Они реально влюблены. Всё стало ясным — то, как они гуляли и болтали, как обнимались при встрече, и многое другое. Как с моим женским чутьём я раньше об этом не догадалась? Ну и дегенератка я, законченная!

 

Когда я пришла в себя от шока и прихода к яркой вершине с прикушенной до крови губой, то вышла в спальню и слушала их ещё долго вместе с весенним пыльным ветром за компанию, пока меня не сморил сон прямо в не особо мягкой постели. Матрас-то продавлен год как до неприличия!

 

 

Глава 1

 

Когда счастливая Катя выходила из дома, то увидела закрытое от весенней пыли, в кои-то веки, окно и перед ковриком - букет. Маленький, аккуратный, он стоял у двери на полу подъезда. Составленный из алых и белых роз, по три цветка каждого цвета, плюс чайная роза посередине, он правда выглядел неплохо. Пластиковая серебристая ваза была подобрана со знанием дела. Сразу же Катя позвала Марину, и обе изучили букетик. Между цветами была прикреплена синяя в белый цветочек открытка с красными буквами, рукописными явно. Открыв её, девушки быстро прочитали:

 

«Спасибо вам большое, Марина и Екатерина, за то, что вы помогли мне снова начать радоваться жизни и улыбаться. С уважением и поклоном».

 

Немного в шоке, они обсудили это и решили пока букетик не брать, а просто оставить на на удивление не пыльном подоконнике, убрав записку. Когда Катюша пошла ставить вазу, она едва не налетела на одну высокую чернявую соседку-южанку с верхнего этажа. Прямо на грудь, полную и очень сочную.

 

— Доброго утра, — ответила та таким бархатным контральто с гортанными нотками, — Помочь Вам с вазой?

 

— И Вам, — ответила Катя — Ой, извините, еле не врезалась в Вас.

 

— Да ладно Вам, ничего страшного, не врезались же. Тем более, что за таким большим букетом мало, что можно увидеть, — обворожительно улыбнулась та во всех тридцать два, — Букет, скажу, как флорист, очень хороший.

 

— Это да, — признала Катя, снова обернув свою сорванную столкновением зелёную с чёрным шаль вокруг своих худеньких плеч. Хорошо, водой не облилась.

 

— Карина, — представилась соседка, тут же отряхнув синее в серебристых цветах старое на вид платье от воды. Пахло оно смесью смолы и чего-то ещё мускусного, звериного. Как и смуглая кожа девушки. Приметно было то, что у неё была сильно прикушена нижняя губа.

 

Катя и Марина вежливо представились и помогли ей вытереться, после чего все трое спокойно пошли на будничную работу. Карина, по услышанной Мариночкой рассказам старушки-кумушки с первого этажа, оказалась продавщицей цветов, довольно резкой на слово. Вреднее катюшиной мамы и её эгоистки-сеструхи Светы, замужем за одним типа красавчиком со своим ИП с явно бандитской начинкой по торговле металлическими конструкциями. 

 

Вечерком, когда Катя была на кулинарной презентации, Мариночка на правах лучшей подруги и «секретарши» дегустировала её салат, и все хорошо отпраздновали. «Тормозков» набрали килограммовых домой все участники, и любящие мадам не были исключением.

 

Катюша заслуженно, не без помощи Марины получила должность шеф-повара, чему обзавидовались все. Сука Глафира, любовница директора ресторана, давно желавшая занять это место, позавидовала первой, но Марина её сама публично осадила, благо сама по жизни законченная стерва. При первой же возможности она с удовольствием это делает, и желающих трогать саму Мариночку очень мало. 

 

Шатаясь от усталости, оба любящих сердца через час после праздника доползли до дома. Сев на лавочку под тенистым дубом подальше от шумной «магистральной» аллеи их родной Обской улицы-бульвара, они не терпели и благодаря полному отсутствию трезвых прохожих поцеловались. Вдруг Катя при поцелуе заметила Карину, смотрящую на них, с полными огромными сумками протухтов с вечернего рынка в руках.

 

Девушки вмиг заледенели, но Карину это не смутило. Она с томным покачиванием бёдер подошла и тихо поздоровалась, присев рядом на ту же старую бетонную лавочку с краешку. Сняв фиолетовый головной платок, за которым скрывались уже виденные утром пышные чёрные кудри, но с ясно видимой в умирающем закате серебряной ниткой кое-где.

 

— Я всё понимаю и всё чувствую, девочки, — сказала она тихонько, — и ни за что вас не осуждаю. Я сама давно живу одна и понимаю вас. Я никому не скажу и не дам никому узнать. Прошу, вас успокойтесь. Пожалуйста.

 

— Вы… — начала Марина, но Карина властно подняла руку.

 

— Всё хорошо, давайте на «ты», я же не ваша начальница, а соседка. Вы очень нежные, ласковые и добрые, и я не хочу, чтобы такое счастье чем-то омрачилось. Глядя на вас, я вижу, что мне рано быть старой отшельницей. Что у меня есть шанс радоваться жизни. Букет и открытка — от меня, скажу честно. Видеть вас рада всегда. В том числе, и у себя в гостях. Квартира 34, если что.

 

— Карина, это правда? — с нажимом спросила Катя, буравя непрошеную гостью глазами, до боли сжав очень твёрдое для женщины запястье собеседницы, прямо с ногтями. — Что Вам нужно? Говорите прямо!

 

— Хочу быть такой счастливой, как вы. По-настоящему, не на день или два, а всерьёз и надолго. Научите, прошу вас, научите меня этому. Я вас отблагодарю, не сомневайтесь. Я так долго жила одна, что забыла, что такое жить с кем-то! — последние слова Карина говорила с неподдельными слезами на глазах, так как давно не говорила ни с кем прямо.

 

— Карина, чтобы любить, надо уметь себя отдавать без остатка, — без повышения голоса ответила Марина, не позволяя собеседнице расплакаться или как-либо давить на эмоции. — Если ты думаешь лишь о себе, то ничего у тебя не выйдет. Отдай себя с головой второй половине. Да, полностью ей отдайся, живи только ей одной. Ежели состоявшихся красивых одиночек вроде тебя на горизонте нет, то сделай себе любимого человека сама, из кого-то другого, тоже одинокого и обязательно не очень решительного, не как ты сама.

 

— Спасибо вам обеим, спасибо от всего сердца, — почти прошептала женщина, замерев в позе искренне просящей прощения, — Хорошего вечера вам, правда. Я живу двумя этажами выше на пятом, если что.

 

— И тебе, Карина, до свидания, — легко,  перешла на «ты» Катя и отпустила её запястье. Тон был отнюдь не мягким, но уже не таким злым.

 

Когда Карина ушла и в тот же час зажгла свет в квартире, Марина с любимой тоже пошли домой к Кате и принесли Чёрту роскошного рыбного филе на ужин. Сами, надо сказать, тоже не побрезговали пожарить его на ужин.

 

— Как думаешь, от неё не придётся ждать каверзы? — тревожно спросила Катя, обнимая Мариночку на диване и целуя в шейку. Она дрожала, как осиновый  листик, и сильно нервничала из-за случившегося. Не ожидала от себя, поранила человека так легко!

 

— Успокойся, солнышко моё. Утро вечера мудренее. Такие стервы сразу начинают вредить, не миндальничая. Сняла бы нас втихаря и потом шантажировала фото, мой совёнок родненький. Будем слегка осторожнее, и всё будет хорошо.

 

— Надеюсь, что ты снова права, как всегда, солнышко моё, — ответила Катя и в порыве эмоций прижалась к Марине покрепче, — люблю тебя, вот и не сдержалась там.

 

— Катюша, всё хорошо, не переживай, я такая же точно, — улыбалась во все 32 почти белых зубика катина вторая половинка. Отбеливать Катюша не дала, сама так делала и из-за этого лишилась двух зубов, импланты носит шестой и седьмой. Слева сверху, если интересно. 

 

Успокоившись, они искупались и через три часа страстной нежности уснули. Чёрт полетел гулять по кошкам и не мешал им. Не переставая обниматься, обе девушки уснули и вскоре увидели во сне друг друга.

 

 

Глава 2

 

Увидев обеих соседок, я была в который раз поражена. Я поняла, что они обе — то, чего мне так не хватало. Никакой злости и тумана в отношениях, всегда улыбаются, когда рядом друг с другом. То-то я Катю и не узнала несколько раз: она раньше ходила скорбная, словно повеситься собиралась, а теперь само узкое породистое лицо изменилось от нового выражения.

 

Как долго одиночество мучило меня, медленно пожирало чувства и тело. Забрало даже приветливость и доброе сердце, проявив натуру «кобры» с постоянным ПМС. Это отталкивало от меня всех, кого я знала.

 

Все товарищи звали меня за спиной «ведьма» и кликухами много более обидными. Я-то всё слышала, слух опытного аудитора не давал осечек. Зная, что не удержу их силой или деньгами, я стала просто переставать общаться, кроме как «привет-пока» и только по делу.

 

Итог прост и незамысловат: через месяц я потеряла свою работу из-за растущей неприязни коллег, подставивших меня при удобном стечении обстоятельств. Немало на них позлилась, сделав пару жёстких каверз в ответ, и пошла работать флористом. Продавщицей цветов в центре, совсем недалеко от задрипанного шалавника - автовокзала, то есть. Я была замкнутой, поспокойнее многих, но сдачи дать могла с детства кое-кому повыше меня ростом и крепче телосложением, что везде и всегда меня выручало. Некоторым, знаете ли, снобам так и тянет дать по умной дыне! Никак не терплю снобов и эгоистов. Ага, ага, это сказала конченная сука со стажем!

 

Детей у меня не было и нет, и виновата в этом я сама. Одна, этого несчастного случая могло не быть: выкидыш на дискотеке и последовавшее за ним бесплодие были заслуженным наказанием за мой бурный образ жизни в юности, потому злость жжёт меня до сих пор. Ребёнок-то, на четвёртом месяце был, мальчик. Хотела Бекканом назвать в сесть старшего брата, светлая ему память. Девяностые, мать его в кэдах! Вою в подушку от этого часто, едва о том подумаю, и даже чуть-чуть два раза не самоубилась на Северном шоссе под колёсами BMW банды очередной пьяной молодёжи с  родительскими деньгами, за малым сдержалась.

 

Так было, пока я не услышала соседок и не узнала их тайну. Я не знала, что думать. Я всю жизнь — прирождённая «натуралка», требовательная во всех смыслах и на девок вообще не смотрела. Поэтому это было для меня буквально выстрелом в самое сердце. Я детально представляла их во всех действиях и ракурсах, отчего волнами ощущала пульс и дикое желание. Повеселела изрядно, говорили мне коллеги, но втайне от всех вокруг хотела такой же страсти, как у моих замечательных соседок.

 

Сдерживалась я, надо сказать, не очень долго. Не привыкла сдерживаться, это — для забитых, а меня таковой сделать можно лишь через мой окоченевший труп. Через неделю я поставила им утром букет под дверь, не покривив ни словом в открытке при её написании. Они были изумлены, поэтому мне было несложно представиться им. Пригласить их на чай было неплохой идеей, но пока стоило немного подождать.

 

Надо приучить к себе, не давить, очень аккуратно. С моим-то нравом!

 

Я бы без труда соблазнила их обеих и вовсю наслаждалась ими одновременно, сколько хотела. Букетики под дверь, приятные открытки, вертеться рядом, помогать по всем делам, и так далее по стандартному списку. Всё получилось бы, как у меня всё получается всегда. Но тот вечер изменил все мои планы навсегда. Идя с рынка, я увидела их в истинном облике, так сказать. Всё перевернулось у меня в голове, и я поняла, чего мне не хватает в жизни на самом деле. Эгоистичной наглой стерве, думающей лишь о себе самой. Поэтому я одинока и всеми благополучно «забыта».

 

Подумав об этом, я ощутила щемящую боль в сердце. Это означало одно: я угадала, попала «в яблочко». Видя, что меня заметили, я не растерялась. Подошла к ним и без стеснения честно призналась им во всем, умолчав, правда, о долгой слежке за ними. Такие вещи им не надо знать: я не хочу, чтобы они меня ненавидели. Хотя я считала, что это я вполне заслужила. Схватившую меня за руку аж до лёгких ссадин с царапинами от ногтей Катю я вовсе не стала осаживать, это было заслуженно. Притом, что в прочих случаях причинившие мне вред лежали на асфальте всей компанией.

 

Они встревожились и даже испугались, что меня затрясло, и я успокоила их, как могла. Разрывать такую прекрасную идиллию я не имела ни малейшего права. Нет, я никогда и ни под каким предлогом не сделаю с ними того, что хотела раньше, клянусь в этом на собственной крови! Я буду самой распоследней тварью и в зеркало на себя смотреть не смогу, если хоть раз подумаю ещё о таком.

 

Зеленоглазая блондинка, которая вопреки всем предрассудкам не была дурочкой, направила меня на верный путь. Поблагодарив, я ушла домой и пожелала им всего доброго. Причём от чистого сердца. Шатенка, та самая девушка-спица Катя, смотрела на меня с недоверием, это можно понять без труда. Я не стала нажимать, наоборот. Ушла и включила свет во всей квартире, и начала танцевать под восточную музыку.

 

Вскоре я искупалась и нехотя уснула, принеся в уединении клятву защищать их и хранить, порез от неё на покрытом ссадинами правом запястье списывала на работу по дому. И на следующее утро я решила найти себе спутницу жизни, сделать себе половинку.

 

А лапочек отблагодарю за их теплоту обязательно. Я и так перед ними очень виновата, свою вину искуплю  непременно. Я не дам им больше плакать и любой ценой сохраню их нежную любовь, их счастье. 

 

 

Глава 3

 

Идя по улице с работы, хрупкая девушка с плоской фигурой тяжко вздохнула и стала на скрипящей от ветра остановке ждать позднего автобуса. Руки ныли и болели, клиенты были очень тяжёлыми. Маша подумала о том, чтобы лечь спать и позабыть обо всём. В жизни-то толком ничего не получалось, личная жизнь эпизодическая и совсем скучная, все друзья-товарищи здороваться на все лады горазды, а на день варенья, например, пригласить готовы лишь через раз. Все семьями отмечают, а она сидит одна. Родители умерли в Кишинёве, кого попало в дом звать чревато.

 

Знакомое дело, её коллега Клава со всем хорошо известной подработкой не стесняется и водит к себе всех желающих. Из-за этого без подушки на голове поспать спокойно не всегда получается. Надо же такому быть, в одинаковых квартирах живут и одной, молдавской нации, только  характером разные. Как так жить можно-то?!

 

В общем, почти ясная погода вскоре сменилась дождём, и пришлось зайти под полуразрушенную остановку, и под навесом промозглый холодный ветер растрепал сложную причёску совсем. В общем, вечер был хуже не бывает, потому что некуда. Думая так, она внезапно услышала слева гортанный с «бархатом» женский голос: «Девушка, а Вам на какой маршрут, они тут вообще ходят или нет?».

 

Обернувшись, она увидела высокую женщину в синем спортивном костюме и при зонте с баулом вещей синего же цвета. Всё было подобрано в тон, а смуглое лицо с блестящими чёрными глазами и носом с выраженной горбинкой выгодно оттеняло откровенно новый костюм. Словно только что купила в магазине на Лесной улице в двух кварталах отсюда! 

 

— Да, ходят только раз в час, — нехотя ей ответила Маша. Хотелось лишь спать.

 

— Ничего страшного, приедут. Идите под зонтик лучше, а то продует совсем.

 

— Спасибо, — ответила та, оказавшись под синим же зонтом и ощутив, что стало как-то не так холодно, как было раньше. Да и вообще, собеседница с зонтиком оказалась миленькой девушкой, хоть и пережившая всё на свете. Тарахтящий микроавтобус прибыл за разговором к дома Марии как-то быстро. Сидя в нём под на редкость хорошо работающей  печкой, обе девушки непринуждённо болтали. Обменявшись по выходу на улицу номерами, они договорились через три дня после 20 июня к пяти часам дня отметить праздник, а именно день рождения Карины, у неё дома.

 

Придя в гости при хорошем чистеньком наряде и с шоколадным - других у нас в городе нет - тортиком, Маша тепло поздравила свою новую знакомую с нежданным удовольствием, которого ей не хватало с коллегами. Карина очень много рассказывала о понравившихся Маше цветах, узнав о самой Маше всё и вся. Маша же, понятное дело, была зажата и не слишком откровенна, но всё было понятно и так: одинокая и очень несчастная девчонка, которая смущена самым обычным дружеским вниманием. Тебя я не брошу, не отдам никому. Ты — мой «трофей» и моя прелесть!

 

В общем, проводив Машу домой, Карина по пути домой поздоровалась с обеими милыми соседками с нижнего этажа, улыбнувшись и пожелав им доброго дня. Они ответили смуглой красавице тем же. У них в гостях она бывала пару раз под предлогом попить чайку, они у неё с этой же целью — тоже.

 

После гостей влюблённые обязательно находили у себя в прихожей или на столике что-то приятное вроде обсидиановой чернильницы, которую Катя давно хотела приобрести, да каждый раз забывала. Карина была очень неплохим дизайнером, поэтому её квартирку гости всегда хвалили. Тем более, что она задумала кое-какой приятный сюрприз для девочек. Красивая квартира влюблённых ей нравилась тоже, что она никак не скрывала, выражала все эмоции открыто. На их столах были всегда замечательные букеты: баловать цветами друг друга у Кати и Марины получалось безупречно. У Карины и покупали часто! Карина даже порой завидовала и мотала на ус, благо очень пушистая, хоть брей усы!

 

Появляясь как можно чаще в жизни Маши, Машеньки, как она ласково её звала про себя, Карина всегда помогала ей и не давала скучать. Кино, погулять, один из двух во всём городе спортзалов, — везде её таскала с собой и иногда гоняла вместе с собой вокруг квартала. Правда, Маша была тренированной массажисткой и потому была ничуть не менее крепкой, чем Карина. И саму Карину Маша научила массажу, отчего потом смущалась после каждого «сеанса» с ней.

 

Ножевой шрам на животе от нападения грабителя, по идее, уродует женщину, но только не Машеньку. Она хвасталась им, что Карине нравилось. Смелая девочка, тихо говорила она и держала за ручку при первом удобном случае. Маша сильно краснела, и румянец был не от смущения. От ласки.

 

Карина записывалась к Машеньке на массаж не единожды, с эйфорией ощущая на себе её роскошные руки и приучая таким образом Машеньку к себе. Она испытывала под машенькиными руками гамму приятных ощущений и «думала» о любимой в ванне перед сном. Не всегда с «инструментами». Надо сказать, Маша не была равнодушной и хвалила красоту Карины, ухоженность и опрятность. А пару раз целовала ручку, что Карине льстило.

 

Карина всегда баловала подругу, не пытаясь делать это в обмен на что-то, с нажимом, что вначале давалось очень и очень нелегко. Натуру законченной стервы со стажем подавить за недельку-другую трудно, но флористка очень и очень старалась. Она видела пример в лице изумительной Кати и не менее чудесной Марины.

 

Ей становилось очень приятно, когда Машенька была довольна и обнимала её. Всё чаще и теплее становились эти объятия. Ухаживать за Машей было просто приятно, восхитительно. Тем более, что та стала отвечать тем же и так же нежно. Нередко Машенька от этого смущалась и краснела, что при её светлой физиономии было смешно.

 

Карина постоянно ездила к ней и при всех нагло забирала её с работы, отшивала всякие гоп-компании и некоторых клиентов хорошим знанием юридического дела. И гонором с немалыми навыками каратэ тоже. Применению этих двух последних Карина подучила понемногу и Машеньку.

 

Когда они раскидали на северном у пивного ларька очередную гоп-компанию из пятерых вдребезги пьяных уродов непонятного возраста и пола, на коих намеренно нарвались, им было хорошо. Они обе со смехом объяснили поверженным моральные последствия огласки инцидента и поехали на автобусе с относительно трезвым в такое-то время суток водилой прямиком домой к Карине на улице Обской. Смеясь, они помогли друг другу раздеться, а затем пошли в душ, чтобы смыть стресс от сегодняшнего. Он даже не скрипел натужно, как часто бывало! 

 

Карина, как всегда, очень нежно намыливала Машеньку и незаметно целовала её гладкую спинку, но та совсем не была против. Наоборот, она дышала всё чаще с растущим желанием, которое к своему приятному смущению чувствовала к Карине очень давно. С Кариной Маша чувствовала себя тепло и легко, ей было приятно видеть и слушать её, чувствовать смуглые руки и часто губы на себе. Она обнимала Карину, чувствуя её грусть, чаще и чаще давала дремать у себя на груди, гладила её гриву, слушала её и испытывала постоянно растущую привязанность.

 

Она много раз купалась с Кариной не без наслаждения и возбуждения, натирала её изумительную, чуть пушистую спинку с бёдрами, сама подставлялась под ласковые руки подруги. Но сейчас Маша решилась всё сказать Карине: очень красиво потянулась и резко повернулась лицом. Страстный, очень долгий поцелуй прямо в губы с горящими от неутолённой страсти глазами и все последующие за ним признания прямо в душе были чудесными.

 

Обеим красавицам не было стыдно ни за что. Машенька рассказала многое, Кариночка — не меньше. Они не стали медлить и после бурной страсти «ручками по ягодкам» прямо под относительно тёплыми струями воды вытерли друг друга полотенцами, бережно, словно хрупкую драгоценность. Улыбаясь, они гладили друг друга и вскоре побежали без полотенец в спальню Карины.

 

Ночь была чудесной, и они не сдерживались ни в чём. Они плакали, смеялись и на все лады говорили друг другу всё, что хотели. Чувствуя друг друга, они легко становились одним целым. «Как же хорошо, как же тепло!» — шептала Маша. После самых страстных проявлений чувств девушки уснули лишь под утро, без малейшей тревоги. Больше тревожиться им было незачем, ведь все поиски закончились. Карина была очень рада, что Машенька сама решилась открыть себя ей. Благодарная Карина гладила всё тело любимой и не оставила без поцелуев ни единого гладенького участка, чувствуя жаркий пульс своей страстной  половинки.

 

— Умничка моя, моя Лозушка, моя Ивушка, — шептала она, не переставая обнимать, — Я всему научу тебя, ты будешь такой же решительной и сильной, как я. Машенька моя родная, я живу для тебя. Ты — моя душа, моё всё!

 

— Карина, Кариночка, моя античная красавица, послушай, ты есть и всегда будешь в моём сердце и душе. Делай всё со мной, тебе можно всё, только не отпускай меня, прошу тебя, не отпускай меня никуда! - говоря это, Машенька гладила смуглые бёдра, целовала выбритый до синевы пах и лобок, всё быстрее лаская язычком налитую ягодку и лепесточки вокруг неё. Смуглая абазиночка тяжело дышла, говорила много сладкого и вдруг с криком резко выгнулась, улетела в рай. После бурных поцелуев Машеньки она пришла в себя и отблагодарила свою маленькую радость точно так же. А потом - одновременная страсть и полёт к Луне!

 

- Какая ты вкусненькая, Каринулечка! Самая вкусная! Первый раз с женщиной, а так хорошо! - Машенька была от мускусного аромата тела и лона любимой в восторге.

 

- А ты у меня вкуснее всех, моя прелесть, моя Ивушка, моё солнышко! - шептала Кариночка, непривычно и жутковато для многих улыбаясь до ушей.

 

Она целовала Машеньку и не давала ей скучать. Она думала про себя: «Милая моя, я люблю тебя и не отпущу. Катя и Марина, от всей души вам самое большое спасибо, я всю жизнь должна вам обеим и отдам этот долг. Люблю вас обеих, хотя Машеньку люблю и буду любить в разы больше. Спасибо вам за эту добрую девочку».

 

 

Эпилог

 

Когда я утром поцеловала мою принцессу, то словно была невесомой. Как же это хорошо, снова чувствовать себя не стареющей воблой, а реально нужной кому-то. Искупавшись и без всяких «фи» приготовив нам обеим завтрак на старомодной газовой печке, - микроволновки тупые не признаю! - я пошла будить мою любимую. Она ещё дремала, явно не желая просыпаться. Что ей снится такое хорошее?

 

Когда я тихонечко провела губами прямо по её стройному замечательному телу и полуоткрытому ротику, Машенька зашептала моё имя. Большего мне не надо было, и я нежными поцелуями с ласками разбудила своё солнышко. Она проснулась сразу и попросила добавки, так что отвести её на небо и обратно было легко. При всех машенькиных не особо убедительных протестах по поводу опоры под ногами я на ручках отнесла её в душ купаться. Ну, и купаться тоже.

 

Оттуда мы вышли не сразу и сразу накинулись на еду, как голодные драконы. Завтрак из дыни и грибного омлета по-королевски, подсмотренный у Кати втихаря, легко порадовал и мою Машеньку, мою Ивушку. Я с радостью сделала ей успокаивающий массаж, отчего она в полном восторге давно называла меня очень талантливой в этой области. Это всегда мне льстило, совсем неопытной и с «деревянными» руками. Драки нежными руки не делают и таскание 10-20 кг цветов в вёдрах. Вены видны, блин, хоть руки прячь!

 

Так как была суббота, и Машенька с моей помощью легко взяла отгул, то мы пошли гулять по старой балке и заросшей бурьяном западной окраине города с покрывалами для удобного уединения. С известными целями, ясное дело. Попробовал бы кто-то ей не дать свободный день! Держась за руки, мы в очень хорошем настроении болтали обо всём подряд и улыбались. Она не отпускала меня от себя, и я не хотела отодвигаться от этой замечательной девочки. Ни на миг, честно скажу.

 

Букеты, полезные для дома и просто красивые вещи, платья и украшения без всякой там бижутерии — дарить ей подарки стало для меня необходимым делом. Она тоже дарила мне многое, её клинки-серьги из сплошной яшмы без металла я вообще ношу постоянно, снимаю только перед сном. Она мой чуть почерневший за многие годы массивный серебряный браслет-часы с узорами в форме виноградной лозы тоже носит постоянно, снимает его даже в душе. Когда я представила её всем сукам-коллегам как свою подругу, все её хором хвалили. Попробовал бы кто-то наехать на неё, со свету сжила бы!

 

Баловать, поддерживать её во всём стало для меня второй натурой, если не первой. Я помнила о том долге, который давно и по моей инициативе был на мне, и мне хотелось отдать его моим соседкам-красавицам максимально приятно.

 

Когда мы на следующий день после похода в кино встретили нашу Катю и Марину, с которыми моя умничка Мари - я лишь потом узнала, что она очень не любит такое наименование, - уже вовсю приятельствовала, то поздоровались и сердечно отблагодарили их за всё, не сдерживая объятий. Я давно всё рассказала Машеньке об этом, у меня не было от неё никаких тайн. Лишь то, что я следила тогда за ними и влюбилась в них обеих, останется моей тайной от всех. Я не хочу и не допущу, чтобы что-то омрачило их сказку. Об этом знать буду лишь одна я и эту тайну унесу с собой. Но больше я не таила от Машеньки и девочек ничего, я вся открыта для них.

 

Машенька ни капли не осуждала меня за чувства, хоть и ревновала к каждому фонарному столбу. Я её — ещё больше, за малым не избила просто сделавшего комплимент коллегу. Как и она двоих студентов, желавших познакомиться со мной. Она меня поддерживала в ряде вещей. Сама долго плакала одна и понимала меня, а я — её. Мы обе были рады тогда и рады сейчас нашей с ней близости, любви. Я стала для Машеньки примером и образцом для подражания, поэтому не могла подвести её. 

 

В гости наши чудесные девочки пришли легко, как всегда, и мы устроили для них «пир на весь мир». Правда, Катя постоянно говорила, что хочет удивить меня с Машенькой и Мариной своими шедеврами, но я отговорила её в гостях готовить. Ты за плиту или в гости пришла, блин?  Катюша лишь  фыркнула про непонимание сути повара, на что я с Машенькой с эмоциями воздели глаза к небу-потолку.

 

Чувствуя, что им очень нужно уединиться и многое обсудить не при наших ушках, мы тепло им улыбнулись и оставили им всю квартиру до вечера. А сами при этом пошли в квартиру Машеньки и навели там порядок, а потом отправились в единственный на весь городок старый кинотеатр, чтобы провести там время рядышком. Зная, что они очень аккуратные, мы ничуть не волновались за них. И не зря, ведь дома горели свечи с ароматическими палочками из моей узорчатой каменной «вазочки», сами лапочки были всем довольны и даже ждали нас обеих с нетерпением.

 

Когда мы вернулись, обе от души благодарили нас, а мы — их. «Наш дом всегда для вас открыт», — говорила я, держа их руки своими, как и моя Машенька. Впрочем, они с такой же радостью приглашали нас к себе, говоря, что всегда нам рады. Мой дом стал домом Машеньки-Ивушки в равной степени, и это было всегда взаимно. Я ни разу не давила на неё, как хозяйка на сожительницу. Нет, всегда мой дом — её дом. Так же и она по отношению ко мне, класс!

 

Мы приглашали их и ко мне, и к Машеньке, утихомирив её соседей и сделав её квартиру конфеткой. Так же они нас всегда звали на праздники, а мы — их. Катя была очень скромной девушкой, квартирка её этой черте соответствовала. Дав пару советов друг другу на этот счёт, мы к этой теме больше ни разу не возвращались. Оставить простой цветочек на комоде в вазочке или что-то милое после прихода в гости к ним стало приятной обыденностью. Если вдруг кто-то из нас грустил, то успокоить было вовсе не каким-то посягательством на отношения, а лишь дружеским жестом. Обнимать друг друга, говорить приятное и слегка ухаживать тоже не было предосудительным. Мы никогда не вмешивались в их страсть, не пытались даже делать таких попыток. Что наиболее прекрасно, это было взаимно.

 

Мы вместе делали наши квартиры ещё красивее, а потом сами сделали уже у себя сюрприз для наших подруг. Ремонт длился немало времени и был шумным, за что мы ругались с соседями при каждой встрече. Пускай меньше пива сосут, из мочи сделанного. 

 

Мы старались всё сделать, когда наших девочек не было дома. На остальных нам с высокой вышки, вообще-то. Мы не хотели беспокоить наших умниц зря и потому завели с ними правило писать друг другу сообщения, когда захотим пригласить их к себе в гости или просто погулять. Если не отвечают долго, мы понимаем, что они заняты чем-то прекрасным и не для чужих глаз, и не потревожим их. Так мы не отрываем от любви эту замечательную пару, а они — нас. Как и от семейных или просто житейских, бытовых дел.

 

Когда Катя пришла к нам во всём нарядном с Мариной, мы вышли к ним в чёрных «шёлковых» халатах в цветочек, поздоровались и сказали, что наш сюрприз готов. Они красиво разулись и пошли его смотреть. Кстати, мне нравилось, что им легко и приятно ходить босиком в непринужденной обстановке. Я сама такая же и Машеньку скоро приучила. Она часто клала ножки мне на колени, и я просто гладила, мирно целовала их выше лодыжек с огромным удовольствием, и это было взаимно. Такие изумительные ножки целовать мне не было зазорно, как и всю Машеньку. Девочки убрали зелёную шторку и вместо простой гостиной увидели комнатку со своей душевой, умывальником и роскошной на вид мебелью, маленьким холодильником для сока и воды с фруктами.

 

Постель была в том же стиле, что и всё прочее: широкая и с двумя бра в античном стиле у кровати. Наворовала при торговле цветами и кое-чем ещё контрабандным за 4 года. Только не наркотой - другие мои товарки легко соглашались, но я нет, хоть из-за этого беднее коллег была!

 

Полумрак, еле рассеиваемый ими, тёмно-бордовые шторы на стенах с вручную нарисованными Машей ярко-белыми тюльпанами и кофейными чашечками под ними, давали ощущение ночи. Когда мы делали комнатку, мы часто и сами поддавались этой романтике прямо там, помогали друг другу петь от счастья. Шторы были очень плотными, что надёжно помешает всяким там соседям слушать, что и кто в этой комнате любви делает. Не их дело, сами нехай между собой романтику творят!

 

Когда они спросили нас, что это за прелесть, я прямо отвечала им, что ремонт, из-за которого был шум на половину подъезда, завершён. Мы сделали подарок на начало лета для них обеих. И ещё сделаем, особенно, я. Дверь с чёрной ручкой, которая закрывала комнатку, была с сюрпризом тоже. При закрытии ручки она украшалась синим кружком, при открытии — ярко-белым. Я копировала эти цвета с маневровых железнодорожных светофоров, так мне с детства привычнее. Люблю очень железную дорогу, правда, родители покойные привили эту страсть.

 

Ах да, ещё у постели на вешалке «случайно» оказались халаты вроде наших, для них. Я знала их размеры, как и они наши, и не прогадала. Они подарили нам обеим ярко-зелёные с серебристыми цветами халаты, которые были, кхе-кхе, точно по фигуре!

 

— Если вы захотите уединиться или обсудить что-то наедине, вам не надо бежать домой сломя голову и извиняться, что вам пора уходить. Можно зайти туда, не стесняясь нас. Мы не будем вас беспокоить и звать, пока вам не станет совсем хорошо, или, пока всё не обсудите! Если вы будете там до ночи, то можете спокойно там спать, мы не будем против. Когда мы захотим того же, вы же не будете против нашего присутствия там? — говорила я, глядя на кивнувших в ответ влюблённых. — Спасибо вам за то, что вы помогли нам найтись! За вас, мои родные! За ваше бесконечное счастье!

 

Поблагодарили за подарок и вскоре сами с большим удовольствием воспользовались.

 

Выйдя оттуда, танцуя в распахнутых халатах на замечательно обнаженных телах, они при нас нежно целовались и были счастливыми, что меня саму и мою прелесть обрадовало. Сделав комплименты их красоте и без лицемерия любуясь девочками, мы их успокоили, что чего-то стесняться при нас нечего. И, тем более, друг друга. Они прекрасны и чувственны, отчего мы восхищены. Куда там тощей немытой шалаве-домохозяйке Маргарите, которая «королева в восхищении», ха-ха-ха!

 

Когда они перестали краснеть и ответили, что и мы у них скоро сможем так раскрепоститься не меньше. Я была просто на седьмом небе от их реакции, а от машенькиной - и того больше. 

 

Это не чудо, лапочки мои хорошие, это вы чудо, думала я, влюблённо глядя на свою девочку и нежно — на чудесную Катюшеньку с не менее чудесной и томной Мариночкой. Просто у меня руки растут из плеч, и я две недельки старалась вовсю вовсю к возмущённому бульканью в хлам бухих соседей всех полов и возрастов, а моя Машенька помогала, моё родненькое сердечко.