Любите друг друга, но не превращайте любовь в цепи. Пусть лучше она будет волнующим морем между берегами ваших душ.
Джебран Халиль Джебран.
Я привычно брела домой по вечернему парку в уже старом, но ещё добротном и крепком пальто и осенних ботинках. Грустно глядя на подёрнутую седыми тучами грязно-жёлтую Луну и совсем недавно отцветшие куцые астры, перемежавшиеся сорняками. Мне было очень одиноко и грустно. Сил и желания улыбаться не было совсем, хотелось только плакать, чем я успешно и занялась, сев на старую и трухлявую деревянную лавочку. Никто из малочисленных прохожих не подошел мне помочь или хотя бы осведомиться, в чём дело. Вот так всегда, всем всё равно, думала я, отчего зарыдала лишь сильнее.
Такое состояние души случалось всё чаще и чаще: годы одиночества буквально пожирали меня и вытягивали тепло из сердца. Никто даже не обнимет с теплом, когда я приду домой, нежно и ласково. Неужели я так много прошу от жизни, неужели много, простой ласки да понимания? Но этого-то мне и не хватало уже несколько лет, и сейчас всё больше не хватает.
В общем, наплакавшись вволю, я с трудом встала и побрела домой. Да уж, увидел бы меня кто-то из коллег, сплетен потом было бы целый воз. Репутация - последнее, что у меня ещё осталось, что не даёт мне стать нищенкой в той дыре, которую все зовут тихим городком на 60 с чем-то тысяч двуногих овощей, к которых отношусь и я. Единственная радость - работа повара, в чём я фанатик вынужденно.
Вот вам, смотрите, до чего я дожила! Тут ещё и дождь накрапывать стал, а Луну перестало быть видно за тучами. Даже не дождь, а холодная мерзкая морось. В общем, погода и моё настроение брели рука об руку. Погода равнодушна, ей всё равно, плачет кто или нет. Спасение от всего, недоступное людям, погода всегда в одном настроении. Вот умру я одна, а Солнце так же будет жарить летом, а ветер - морозить зимой!
Естественно, как это и бывает в таких обстоятельствах, морось перешла в ливень, промочив до нитки упомянутое выше пальто и растрепав волосы. Вот, делай после этого причёску на пробор теперь, думала я, едва не зарыдав снова. Нет, всё-таки, зарыдала в голос и без всякого стеснения. Если кто-то обратит на меня внимание, пускай поможет, а нет, пускай идёт себе лесом. Да, пропади оно всё пропадом!
Успокоившись, я пошла дальше, но сегодняшнее невезение поразительно легко отправило меня в грязь, причём совсем не фигурально. Самым буквальным образом я оказалась физиономией и руками в грязной луже, поскользнувшись на бесстыдно выступающем камне из старой замшелой плитки на парковой аллее. Да уж, слёз на всё не хватит, блин, и высказанного вслух мата - тоже. Вся одежда сегодня полетит в стирку. Теперь как бы пройти незаметно от соседей - ещё не хватало, чтобы они увидели этот позор. Хорошо хоть нос не разбила!
Тут произошло то, чего я почти никак не ждала уже лет пять с лишним. Меня кто-то тронул за относительно чистое плечо и ждал. На выкрикнутое в сердцах «Чего надо?» мне ответило гулкое молчание. Насторожившись, я открыла глаза и увидела довольно миловидную молодую женщину в осеннем синем платье и натурально светловолосую. Полнее меня. грудастее и чуть выше. В руке у неё был платок, который она мне протягивала. Извинившись перед ней за крики, я вытерла лицо и поблагодарила её. Дальше мы разговорились, благо это не плакать вечером под кофе одной.
- Марина, - представилась она, сверкнув бешеными, ярко-зелёными глазами. Какая милая девушка, подумала я тихо.
- А я - Екатерина - ответила я, вытерев физиономию полностью и подав ручку. Марина тихо прыснула и подержала её своей с зелёным маникюром против моего серого с чёрным, предложив пойти к ней, немного погреться.
- Я поссорилась со своим хахалем и недели две с малым живу одна, так что пошли, с тобой веселее вечер будет.
Я с трудом воздержалась от любых комментариев, хотя какая-то вредная часть меня потребовала послать эту весёлую зеленоглазую блондинку куда подальше. Но я не без усилий подавила это. В конце-то концов, я одна тоже, близких друзей и подруг совсем нет. Одни знакомые и приятели, они же соперники за моё место повара! Оно так и бывает: подружишься, а потом проблем не оберёшься. Чуть что, вмиг предадут за пятак, как пел этот певец, как его, Майданов! Приятели и приятельницы есть, и ладно, так безопаснее. Достаточно, что ужас города, а именно красавица из второго подъезда в моём доме Зарина меня очень-очень не любит, и есть, за что.
Но тут был простейший выбор: идти домой снова плакать или познакомиться с новым человеком. Лучше второе, нечего расклеиваться, да и знакомая с виду стерва не за гранью разумного.
- Почему бы и нет? - говорю я, покраснев.
Так началась наша удивительная дружба.
Проснувшись на мягком роскошном диване, приобретённом накануне недавнего тридцатилетия, я потянулась и тихо посмотрела в окно, где осы опять сделали гнездо. Ну, мать их за ногу, как ни убирай, всегда возвращаются! Никакой отравы на них нет. Опять соврал знакомый продавец, что его чудо-средство убивает всех наповал. Пока что голова от него заболела лишь у меня. Ну да ладно, пошла я уже заниматься наведением марафета. Пижамка из синевато-зелёного искусственного шёлка смотрелась отлично, судя по отражению в старинном мамашином зеркале. Как и все контуры худощавого тела с относительно маленькими подтянутыми грудками. Я совсем недавно стала снова любоваться собой в зеркале, наряжаясь и прихорашиваясь.
На удивление часто при этом я вспоминала свою новую подругу Маринку. Она не такая худая, как я, но за собой следит. Может, поэтому и я начала, она пример подаёт мне, да? Тем более, что у меня будет послезавтра вечером годовщина работы в этом ресторане с обязательным приглашением её в гости. Нечего плохо выглядеть хозяйке квартиры в почти круглую дату пусть даже рабочую. Пять лет работаю в «Золотой царице цветов», лучшем ресторане города, что немало! Да и вообще, в любую дату надо держать марку!
В общем, собралась я с мыслями и марш на работу. Отработав смену, я в 8 часов вечера уже без всякой грусти пошла гулять по всему парку. Я - повар по отцовой линии, а мать - медсестра. Всё вредничают, где муж, почему одна, и всё такое. Нагулявшись и чутка устав, я отправилась к Марине домой.
Толку сидеть там одной, свои обои и телевизор не видела с толчком, что ли, скучать по ним начала? С ней весело, и я улыбаться часто стала, даже коллеги на меня смотрят и странно завидуют. Пускай завидуют, сами вначале пускай научатся жить, а потом будут свои «фанджи» и «джинджи» таращить! Пускай пирог мой фирменный лопают с белыми грибами и мясом, который я сама сделала по дедовому рецепту из Средней полосы и приготовила для посетителей.
Вот это было объедение. Марина, впрочем, тоже облизывала «пухленькие» пальчики при всех её «фи» по отношению к мясу. Знаем мы таких вот «веганов», которые, когда не смотрят, мясо в три горла лопают, знаем, плавали. Уж мы-то всё знаем, год назад насмотрелись на пару соседей! Всем говорили сквозь зубы, что мясо и рыбу с птицей никогда не кушают, а сами чавкали тайком куры-гриль с тайскими пряностями, аж за бесстыдно красными ушами трещало.
С такими вот мыслями я добралась до Маринки. Сильно стиснула её в объятиях и поцеловала в щёчку, как у нас стало заведено, после чего приговорили на двоих хороший пакет томатного сока и начали болтать. Мне нравилось сидеть на диване не одной, а с кем-то приятным, потому я обняла её одной рукой за плечи и сама того не заметила. Марина не удивилась и ответила тем же.
Как же хорошо и тепло, подумала я, и приятно снова быть с кем-то. Тут я взяла и навзрыд расплакалась.
- Ты чего? - удивилась Марина, как-то встревожившись и посмотрев мне в глаза. Зелень её взгляда была полна грусти и... обожания!
- Ничего, хорошо мне, очень хорошо! - ответила я тихо и опустила взгляд. Мои же эмоции были по отношению к ней к обожанию ближе и ближе. Более того, я про Маринку давно знала в разы больше, чем кому-то говорила, и поэтому это не было влюблённостью «с голодухи».
- Тихо, Катюша, тихо, подыши, просто медленно подыши, и пройдёт. Раз-два, раз-два. Вот так. – шептала Мариночка мне на покрасневшее ушко.
Я попробовала, больше плакать мне не хотелось. Стало намного теплее на душе, и я как-то незаметно задремала.
Проснувшись, словно от мягкого толчка, я увидела себя накрытой толстеньким старым покрывалом с азиатскими узорами-чертежами, а Маринка всё возилась на кухне. Зевнув во всеуслышание, я от души потянулась.
- Соня, проснулась? Экий ты совик-сычик! - громко рассмеялась Марина, увидев возвращение меня из Бездны. Я не стала ей говорить, что именно увидела во сне, так как постеснялась. С её участием потому что.
Хохотушка, как я мысленно звала Марину в таких случаях, продолжала смеяться и подтрунивать, и это меня неожиданно успокоило. Ответить ей любимыми остротами я не хотела, а хотела просто полежать и погреться на диване, как мой наглый чёрный котяра по кличке «Чёрт». Назвала так, чтобы досадить нашей набожной бабке-вахтёрше
Так вот, когда я привела позавчера Маринку к себе, Чёрт её серую кожаную сумку еле не изгрыз в хлам. За это не получил копчёной селёдки и был отправлен до самой ночи немного погулять вниз, в ад гостеприимного подвала.
Посмеявшись надо всем этим про себя, я снова уснула и проспала до утра. Растолкав меня, темпераментная подруга нарядилась на работу и отправила меня быстро купаться и собираться. Позавтракав на скорую руку, мы вышли в заросший чем попало двор и пошли на остановку. Как удачно, что мы можем вдвоём добраться до работы одним и тем же транспортом!
День пятой рабочей годовщины прошёл так, что лучше не бывает. Танцевали все под музыку, даже пели песни и при этом не особо фальшивили. Мариночка даже после тостов приглашала меня потанцевать вдвоём с ней при всех, но была послана с такой идеей искупаться холодной водой к себе домой. Народ поймёт совершенно правильно, и проблем не оберёшься потом! Придя в себя после выше упомянутого душа, она не отставала, и мы в гостиной потанцевали слегка. В итоге, смеясь от неуклюжести в таких танцах, мы начали петь эстраду снова. Из караоке-бара за углом нас вчера выставили, так что петь лишь дома удавалось в полную силу.
Репертуар самой Марины в разы превосходил мой, но лишь в пошлых частушках, а я выигрывала в песнях БГ и Алисы. В итоге мы сочли это скучным и пошли гулять. То и дело мы снимали друг друга в самых смешных позах у какого-нибудь красивого старого дерева или не менее старой кирпичной стенки. Наснимали до кучи фото, но приличного оказалось очень мало, и мы оставили лишь самое годное из фото архива. Как не проверить новый телефон-мыльницу с хорошей камерой при удобном поводе, а?
Три часа спустя мы уснули на диване, даже не раздеваясь.
На следующее утро, открыв глаза и приняв лекарства от головной боли известной природы, мы пошли работать. Вечерком, когда облака были буровато-сиреневыми, мы встретили друг друга на том же месте в парке, где познакомились впервые. Погуляли знатно, держались за руки и часто обнимали друг друга за плечи.
Зная, как я люблю это, Марина мирно обнимала меня за плечи, но умело ерошила мои завязанные в конский хвост волосы. Это месть за то, что я однажды её кудри в косу попробовала заплести. Получились вместо косы «парижские ветры», а я легко получила абрикосовым компотом в свою худую холёную физиономию.
Что поделать, это у меня волосы прямые - садистам-парикмахерам на радость. По себе и судила, когда плела косы подруге. Но Марина же, зараза вредная, всё равно мне отомстила за это. Сделала мне сейчас ужас на голове и раскрыла бордовую старинную заколку для окончательной потери мной приличного вида. Потом елейно осведомилась о моих планах на вечер и походах в кино на что-нибудь максимально тупое и смешное.
После получаса «ругани» с моей стороны мы пошли, держась за ручки, снова к ней домой. Там почти весь вечер она сама плела мне новую косу, массируя замёрзшую шею и ушки. Да ещё и провоцировала на комплименты в духе «лучшая массажистка года, гейша моя». Я не отказывала в этом, хвалила совершенно искренне. Шейка-то перестала болеть полностью, тем более, она у меня эрогенная зона. Саму Маринку я целовала в щёчку и ушко с волосами, против чего она не была.
Был вечер, но спать почти не хотелось. Скрыв слёзы и влюблённым взгляд, я тихо обняла мою подругу и опустила голову ей на плечо. Не было фраз типа «Катя, ты чего расчувствовалась?». Она скоро ответит мне взаимностью! Без тревоги я пригрелась на плече под укрывшим нас обеих пледом. Она гладила мне спинку в ответ, и я потянулась, как сытая кошечка, и замурлыкала. Как же тепло и хорошо! Марина меня «огорошила» тем, что в этот раз предложила сегодня поспать рядом с ней, чтобы было спокойнее. И, как я поняла со слов Марины, чтобы я меньше плакала во сне.
- Ты что, Мариночка, я смущаюсь. Неудобно же, я давно одна сплю, привыкла уже так. Неудобно как-то, Марин… – «краснела» я.
- На диване удобно, что ли, одетой спать в мятом виде? Ню-ню, Катюшка. Это, конечно, хорошо, но лучше цивильно и в постели. Не домой же тебя на ночь глядя отправлять! – звонко ответила она, почти не улыбаясь и смотря прямо. Она говорила совершенно серьёзно, и я в порыве благодарности её снова обняла, ощущая её руки на своей спине, и предсказуемо потеплело в душе.
Я не отказалась от идеи поспать вместе, хотя потом «удивлялась» этому. Вскоре мы обе спали в пижамах на её двуспальной кровати. Я почувствовала во сне её руки на себе, но мне было хорошо, и я не хотела мешать Марине. Я ясно ощущала маринкину заботу обо мне и понимала подтекст. Кстати, моя шёлковая цветная пижама с красными и синими попугаями со всех сторон - это праздничный подарок от подруги!
Мы проснулись утром, как заново родились. Раньше будильника даже. Самым главным было то, что больше не ощущалось одиночества. Марина, тихо потянувшись на мой манер, пожелала доброго утра и поцеловала около губ. Я покраснела, но она мигом помогла мне встать и вытолкала в душ. Искупалась я мигом и с крайне противоречивыми мыслями, впрочем, приятными. Угостилась я превосходным омлетом по-королевски, не забыв поблагодарить, поцеловав Марину так же, как она меня, и любовалась румянцем.
Вечером мы пошли ко мне, - так решила я, чтобы снова ответить взаимностью на все её милые ухаживания. Мне они были приятны по личным причинам, а я не привыкла оставлять добро без ответа. Заодно угощу её своим фирменным кофе, который я не делала даже в ресторане, между делом подумала я.
Это не было чем-то удивительным, ведь мы обе жили одни. Нежность к моей «сестре по несчастью» была естественной, и объятья на диване вскоре нас не смущали. Поцелуи в щёчку около губ и просто в щёчку - тоже. Обнимая друг друга, мы не чувствовали никакого отторжения или пошлости, просто уют. Всем так не хватает сейчас уюта, все спешат куда-то, но не мы. Все разучились дарить уют другим, всё рвут других лишь для себя. Итог печален и предсказуем, так что пускай не плачут о пресловутом венце безбрачия и не становятся со злости ненавистниками противоположного пола, а кое-кто и своего, сами ничем не лучше. Куча наших приятелей и недругов с просто народом, с которыми мы обе общались, лишь подтвердили это неумолимое правило.
Марина тоже иногда отчего-то плакала, как и я, но я утешала её и брала её руки в свои. Она успокаивалась, и я обнимала её. Мне было очень приятно её общество, с ней я была как будто с человеком, которого знала, искала всю жизнь. Мы частенько засыпали друг у друга на диване, поплакав или же просто так.
Но сегодня в гостях у меня она была грустной, разрыдалась сверх всякой меры, говоря что-то очень грустное. Я хотела сделать ей приятное, целовала её заплаканные глазки цвета подорожника. Она в ответ необычно нежно и порывисто обняла меня. Перестав плакать, она тихонько провела мне пальцами по щеке и посмотрела в глаза так, что ошибиться было уже точно нельзя. Это был влюблённый взгляд, неподдельный, нежный и просящий! Она готова!
Она полюбила меня, что вначале ввергло меня в лёгкий шок. Неужели меня кто-то полюбил после стольких лет? Могу сказать, что люблю её не меньше, как я ни скрывай это от неё и от себя самой. Нет, твёрдо решила я, я никогда не отдам это нежное создание никому. Я её нашла, а она меня. Впрочем, открою тайну, я её нашла раньше, чем тогда, на аллее осеннего запущенного парка, но это уже детали. Я и так уже достаточно потеряла в этой жизни и не отдам ничего, что мне дорого.
Обняв её и глядя ей в глаза, я сказала Марине, что люблю её, не брошу и не отпущу никуда. Никому её не отдам. С замершими на языке словами она, не веря ушкам, раскрыла изумрудные окна глаз и не оттолкнула меня. Нет, она побледнела и прильнула ко мне с неразборчивым криком. Я почувствовала её жар, силу и трепет, дрожь и громкий барабанный бой нежного сердечка.
- Люблю, люблю, люблю тебя, люблю, родная, люблю. Ты мечта моя, радость моя! - не переставая обнимать, через минуту-две приговаривала она, покрывая поцелуями мои глаза и лицо. Оставляя следы-засосы. Я просто стиснула её и страстно поцеловала прямо в губы. Какие они нежные, это не описать ничем! Мне было всё равно, что Марина - тоже женщина, как и я. Мне уже всё было не важно тогда, и сейчас не важно тоже. Лишь бы она была всегда рядом, это единственно было важно! Одно это, и больше ничего.
- Родная, моя родная, я всегда хотела тебе сказать, и ты сказала сама, - еле слышно говорила я сильно дрожащим голосом. - Всегда всё слышала и всегда боялась сказать, но теперь никогда не буду бояться, никогда! Мариночка, спасибо тебе за всё, душа моя, что ты помогла мне, спасибо, что ты есть у меня! Никому тебя не отдам, от всего уберегу и не дам больше бояться.
Наш поцелуй, который уже по счёту, длился долго. Мы не отпускали друг друга и целовали, гладя друг друга, не стесняясь больше касаться всего тела и баловать его от всего сердца. Я призналась ей во всём, что боялась сказать даже себе. Как же хорошо, Мариночка, как же я тебя люблю и полюбила тебя давным-давно. И ты меня любишь, я знаю, девочка моя. Я знаю, очень давно знаю, ты произносила во сне моё имя, изгибаясь во сне в лёгкой судороге. Ты думала обо мне, и я о тебе - не меньше!
И я шептала тебе ночью, что люблю тебя, слышала твой бархатный шёпот, когда дремала. Но я не отпугивала тебя и тихонько лежала, но чувствовала твоё дыхание на своей спине. Не надо, не держи больше в себе ничего, солнце! Я радовалась, чувствуя, как легко тебе становилось, когда ты отпускала себя и шептала мне ночью самые искреннее слова, думая, что я сплю. Не хотелось мне, совсем не хотелось, чтобы это заканчивалось.
Мне не стыдно, нам не нужно было таиться или прятаться, друг от друга. Наедине мы всё могли делать и говорить прямо. Что ещё мы нашептали друг другу без малейшей утайки, не представится возможным сказать кому-либо. Это останется между нами, и это тоже связало нас навсегда. И я лишь рада этому.
Ночь шла и шла, но нам было всё равно. Мы не смотрели на время и за окно, мы были одним целым. Хотя «женского» опыта у нас обеих почти не было, мы ласкали друг друга искренне, словно всегда это делали! Как давно я не чувствовала, как отдаюсь любимому человеку всей душой и телом! Как давно это было до наших отношений!
Это не передать словами, как бы книжники с пьяными озабоченными пошляками ни пытались объехать нас на кривой кобылке! Мы пробовали все возможные позы, ласки, и Мариночка оказалась изнутри такой вкусной, жаркой. Такое сочное лоно и все тело моей сочной Валькирии меня ждало и теперь дождалось. Когда я в свою очередь наслаждалась ей, это была Жар-птица и небеса наяву!
Мы обе вместе медленно направлялись к Луне. Я в этот незабываемый момент снова и снова целовала свою радость. Я чувствовала, что обрела любовь, о которой мечтала многие годы.
Когда больше не грязная, а голубовато-белоснежная Луна прошла почти половину пути по ночному небу, мы уснули чистым и хорошим сном в объятиях друг друга. Мы не думали ни о чём, мы обе были на десятом небе от неземного счастья. Вместе, отныне и насовсем, мы обе нашли своё счастье. Обнажённые и пообещавшие друг другу никогда ни в чём не стесняться друг перед другом, ничего никогда не скрывать и не бояться. Я весной призналась ей в том, что видела её и раньше, что подобрала её с лавочки и помогла лично добраться до дома, что было моей главной личной тайной, связанной с ней. Она была в шоке, но простила меня за «скрытность» и сама сказала закрыть эту тему.
Наши сны впервые были без тоски и чудесными, а сияние пыльного ветреного утра озарило нас счастливыми.
***
Моя девочка, какая ты хорошая. Катенька. Я всем сердцем уже давно люблю тебя, ты - мои глазки и моё сердечко. Ты для меня всё, слышишь? Я твоя навсегда и никому не отдам тебя. Я умру, если ты не будешь со мной, я не смогу и дня прожить без тебя. Каждая минута, каждый миг с тобой окрыляет, и я не хочу прекращать этот полёт в облаках рядышком с тобой. Мы с тобой одно целое, я дарю тебе себя и забираю тебя к себе навсегда. Ты моя, это никто не изменит!
Тогда я одиноко гуляла по парку и была не в самой лучшей форме. Мы с воем рассорились с относительно молодым человеком, который хотел просто захапать мою квартиру, а сам был гол-бос и встречался с кучей баб побогаче меня, на всякий случай. Я же целую неделю не могла простить себе, что меня так легко обманули. Я озлилась и после конца очередных рыданий пошла в парк - голову хоть проветрю.
Мой «дискотечный» образ жизни с шумными пьянками, оргиями и гулянками, а также лечением от некоторых последствий всего выше мной перечисленного, начал из года в год разочаровывать всё больше. Удовольствия меньше, чем головной боли, и ЗППП никто не отменял!
Я не помню даже, кто меня в сентябре разочек подобрал на лавочке и помог дойти домой. Но кто-то небольшого роста и явно женщина. Когда ты сказала мне, что это была ты, я была в шоке, но прижала тебя заплаканную после такого «откровения» к груди лишь крепче. Сама сказала закрыть эту тему и до сих пор благодарю, что ты помогла мне стать другой, лучше. Не понимаю, за что соседка Зарина тебя так не любит, но пока поводов с ней «поговорить» про это не было. Ничего, наверстаю!
Когда я за деревом увидела тебя, плачущую и упавшую в грязь под этим холодным дождём, я всё поняла. Как тебе было плохо, и какая ты одинокая. Мне стало сразу ясно, что одна я сойду с ума, и мне нужен кто-то рядом. Я очень захотела помочь тебе. Ты была злой и нервной, но я не осуждаю тебя. Сама такая же. Потом мы пошли ко мне, и я напоила тебя кофе, заставила всё с себя снять и посушить. И самой искупаться в горячей ванне, как следует тоже. Простыть я тебе не дам точно.
Ты была робкой и одинокой, даже забитой немного. Но я никогда не «давила», не смела «давить» на тебя, ты и так пострадала, плакала горько и постоянно. Когда ты тепло и тихонько говорила мне «спасибо, Мариночка!» за всё, я вначале немного удивлялась, но понимала тебя и нисколько не меньше благодарила в ответ. Сердечко у тебя было как будто покрыто толстым слоем льда, и ты хотела спрятаться от этого мира за холодным видом. Но от меня это не спрячет, и я очень сильно радовалась каждой минуте твоего присутствия рядом. Мы всегда чем-нибудь занимались вдвоём, не пренебрегали увлечениями и посетили все интересные места в городе.
Когда ты с румянцем на красивом лице начала ухаживать за мной, я была смущена, но никак не останавливала тебя. Ни в коем случае! Я отвечала тебе тем же и как можно чаще под пледом обнимала тебя, чтобы ты не плакала и чувствовала себя хорошо.
Я часто обнимала тебя во сне, когда мы в пижамках спали рядом, и говорила на ушко еле-еле слышным шёпотом очень многое, пока ты спала. Я очень хотела, чтобы тебе снилась именно я и что-нибудь очень приятное вдобавок. Я сразу узнала, что ты иногда не спишь и очевидно притворяешься. С волнением слушаешь меня, доброе моё солнышко! Я знаю это и слышала твоё дыхание. Я не пыталась форсировать чувства и понимала, что тебе очень хорошо. Когда ты отвечала мне тем же, я млела, хотела, чтобы это как можно дольше не заканчивалось.
Всякие фразы со смыслом «не ной и соберись» я тебе не говорила никогда. Скорее, наоборот. Я убеждала не сдерживать свои нежные чувства, не терпеть яд в сердце. Понимала, что тебя надо растопить и оживить. Хоть я блондинка, но не дура и всё понимаю, что у тебя на душе, моя девочка. Ты часто плакала и говорила мне многое, и я тоже при тебе ничего не терпела. Вскоре это улучшило нам как настроение, так и общее самочувствие. Ты начала улыбаться и не искала больше ловушки. Катя, я не дам тебе болеть и ни о чём грустить.
Нежность, которой я окружила тебя, успокаивала и придавала тебе уверенности прямо на глазах. Ты стала со мной гораздо веселее, часто улыбалась и постоянно меня приглашала погулять, веселиться.
Вскоре, одним холодным вечером под музыку дождя случилось то, о чём мы обе думали, и чего хотели. Долго ты мучилась с этим, бедненькая моя, так долго сдерживала чувства. Ничего, моё Солнце, я раскрыла и растопила тебя. Нет, родная, ты не Снежная Королева. Катюшенька, ты совёнок-совик мой, самый маленький и пушистенький. Мы не стали тянуть и признались друг другу во всём уже без всякого страха, больше не пытаясь ничего друг от друга скрыть.
Когда мы искупали друг друга и в моей постели стали одним целым, как всегда того хотели, даря друг другу нашу страсть, то там же пообещали друг другу быть друг для друга опорой и открытой книгой. Никаких секретов у нас друг от друга больше не было и никогда не будет. Попыток самоутвердиться и стать известной по макакиным безмозглым мелодрамам «семейкой» со всем распределением власти в чью-то сторону - тоже. Нет, у нас всегда всё общее, никаких «дележей» нет.
Мы согласились жить друг для друга, а всё остальное нам было безразлично. Все выходные напролёт и все вечера после работы мы тонем в нежности друг друга. Лишь иногда под настроение и наличие денег мы сразу в кино, посмеяться. Гуляем по всему городу. Научились драться, в кушерях и руинах нашей дыры иначе никак! Отбивались несколько раз от таких компаний пивных.
Я обещаю тебе, Катюшечка, что сделаю для тебя всё. Ты слышишь, Катенька? Всё сделаю для тебя, моя родная, не дам тебе перестать лететь со мной вперёд. Мы же вместе уже насовсем, моя единственная. Мне никто в жизни, кроме тебя, не будет нужен. В ближайший ясный день я надела на твой безымянный пальчик серебряное кольцо, получив такое же вскоре, а в тот же час - марафон страсти.
Впрочем, страсть «марафоном» мы устраивали постоянно при первом же желании, не отстраняясь. Нам было достаточно просто быть рядом, мы полностью чувствовали друг друга, настроение и все желания друг друга. Для выражения чувств и желаний нам иногда не было нужно даже слов, мы всё понимали и так.
Я благодарила тебя и благодарю всегда, моя ласковая совушка, а сам день вручения колечка легко стал днём нашей подлинной свадьбы. Белые платья мы надевали в эту дату всегда. Ну, если нам зачем-то надо было дома что-то надеть.
Всякие праздники, знаменательные даты и «дни развлечений» я тебе устраивала просто так и без лишних поводов. Как и ты мне. Ты - повод и причина всей моей радости, любимая! Мой опыт танцев и ласки с дискотек я обогатила и увеличила с тобой, что тебе очень по вкусу. Прошлый этап жизни был подготовкой для тебя!
Мы всегда с тобой дарили и дарим друг другу себя, поэтому какой-то дополнительный повод для праздников не нужен вообще. Как же прекрасно, что ты есть у меня. Спасибо, что у меня есть ты, родная, моя родная. Ты только моя радость, и я не отдам тебя никому!
- Наряди ёлочку, солнышко, а я достану гирлянды и салюта побольше! - кричала через музыку Мариночка, разодетая Снегурочкой. Да она и есть моя добрая Снегурочка, думала я нежно, а сама доставала закуски, которые пол-дня готовила для нового года. Всё равно, огонь-девка Маринка всё по-своему нарядит, пускай сама и наряжает. Ей же больше возиться, не мне.
Все на моей работе праздновали со своими семьями, и на работе моей Марины - аналогично. Так что никто ни капли не удивился, когда я укатила на такси к моей любимой. Автобусы по праздникам ведь теперь ездят через раз.
- Отдыхайте, мальчики и девочки! Не сильно пейте, лучше песни орите! - сказала я готовящимся к пьянке коллегам.
- Сама на ногах удержись завтра, ЗОЖ-ница, - прыснула Витка, полный год как моя коллега. Все засмеялись, и я тоже.
Нарядив ёлку, мы не стали как-то сдерживать наши чувства и прямо в костюмах Снегурочки стали целоваться. Меня саму взяли на ручки и отнесли под ёлочку, к подаркам. Когда бой курантов закончился, и по телевизору показывали одну чушь, мы лежали на матрасе, тяжело дыша.
Румяные, как солнышко в тех русских сказках, нежно гладя друг друга, мы нашли наши «подарки от зайчика» и поздравили друг друга. После долгих новогодних игр пошли в душ, помогая друг другу искупаться, а также расслабиться и успокоиться. Как хорошо, что мы всегда рядом, что у нас нет причин стесняться. Перекусив дыней с кофе, мы пошли во двор слепить снеговика и пускать там салюты. Соседи массово разделяли это приятное увлечение, так что искусственный гром аккомпанировал крикам вполне ничего так.
Уснули мы только под утро и в жарких объятьях нежных рук проспали всё первое января до самого вечера. Игра в «Спящую Красавицу», которую я придумала за прошлым обедом, легко разбудила Марину. Она после неё долго потягивалась от удовольствия, чем я любовалась. И она со мной сама потом охотно играла для моего «полёта на край звёздного неба».
Мы гуляли и незаметно целовались, где и когда хотели, не стеснялись также и в веселье. Но лишь в стенах родного дома мы могли полностью проявить наши тёплые чувства. О них благовоспитанные люди детально не пишут и очень мало говорят, так как сами редко отдаются им до конца. Нам стало хорошо всегда и в любом виде. Стеснение в одежде, манерах пропало совсем, поэтому любая недосказанность пропадала сама по себе. Занудство и ругань - тоже.
Баловать мою любимую я могла и хотела всегда. Дарить ей радость, даже расслабленной и «спящей», для меня скоро стало совершенно нормально, а «просыпаться» от наслаждения, вызванного ей, всегда было настоящей сказкой. Она могла лежать на постели неглиже и тихонько рассказывать мне о своих желаниях, а я расслабленно гладила её и слушала, лёжа рядом, при этом тоже ню. Какая ты нежная, Маринулечка, мне не передать словами эти моменты, когда просто мирно и расслабленно лежишь, спешить некуда, а рядом - любящий тебя хороший человек.
Мы пробовали заняться живописью, в итоге все мои и маринкины портреты, неглиже и в разных нарядах покрыли все стены в моей квартире, а мои - в её. Удачные, конечно же. Мы перестали бриться везде и «пушистенькими» были постоянно. Читая с ней всякие книги, мы горячо их обсуждали. Это вскоре сделало наши с ней интересы и увлечения общими. Как и все наши желания без исключения, с их самыми милыми штрихами.
Мы начали и писать тоже. Вот мой подарочек Мариночке.
Я плавала в озере-лабиринте на своём небесном острове, чтобы охладиться и привычно полюбоваться светящимися полипами, которых так старательно разводила. Сейчас их фиолетовое с синей ноткой сияние мирно успокаивало меня, и не хотелось выплывать на поверхность воды. Лечь на ровное каменистое дно и спать, как я делаю очень часто. На суше спать тоже приятно, но водная стихия мягче, словно бы баюкает.
Ночь прошла во сне, и в сновидениях я была не одинока. Я была с ней, и слёзы проливали мы обе. Моя прекрасная милая Альдкарха, тоже фея, погибла на войне с проклятыми фуриями, и я горько плакала о ней годами, не могла ни с кем быть даже в дружбе, и меня оставили в покое. Знали, скорбь у нас уважается.
И вот теперь моё одиночество пожирало меня заживо, хотелось быть с кем-то. Не могу одна, не могу. И так, как многие, тоже я не могу! Да, я могла бы пробудить цветок жизни и создать себе любимую из её сохранившихся образцов крови, вырастить её и перекинуть в неё память о своей супруге. Так сделали моя тихая старшая сестра Орля и подруга детства Витагийя, их жёны были убиты этими тварями, и они вырастили себе клонов своих любимых.
Они счастливы, но я не могу так, хочу полюбить оригинал, не копию. А тупо выращивать кого-то, кто не станет тебе родным, омерзительно. Даже полипы и цветы при отбраковке «лишних» мы не уничтожаем, а отправляем в воду и наземные острова.
Жизнь священна, и это незыблемо, поэтому для нас потеря вообще любой соотечественницы почти равна своей смерти.
Я любовалась своей соседкой Кванкой. Как она красиво игралась с выведенной ей разновидностью живого светящегося дирижабля. И с прыгающими за ним на пять метров стайками разноцветных рыбок. Её бы пригласить и в итоге женить на себе, завести от неё дочек…
Когда мы все стали жить на небесных островах, а технология синтеза веществ и массовая биотехнология гражданская стали обыденностью, как шариковая пишущая ручка и клавиатура до нынешнего мысленного письма, мы «позабыли» о старости и смерти с болезнями.
Все феи освятили себя любви и удовольствиям, пропали предрассудки, каждая могла любить и сделать супругой каждую, вместе мирно заниматься, чем хотим. Детей можно создавать без родов, цветы жизни эту проблему решили. У каждой из нас внутри сотни организмов-симбионтов, и убить нас можно лишь дезинтеграцией или чем-то типа применяемой для защиты нашего родного мира искусственной чёрной дыры.
И на наш мир напали бесноватые фурии. Так же развитые, они посвятили себя войне и захватили не один мир, истребив там всё живое до бактерий. Мы века жили мирно, но оружие у нас есть, и приёмы боя мы выработали быстро. Уже 36 лет идёт война насмерть с этими тварями, многие из наших подруг и родных погибли. Но фурии гибли не меньше, это никак не останавливало их. Они совсем не ценят свою жизнь и жизнь в целом, совершенно!
Какая отсталость разума, это стыдно просто, позорно это поддерживать!
И наш мир пострадал от них изрядно: наша луна Кверткха диаметром в 1400 километров, половина дальней луны Квугл и треть наших островов пропали в воронках искусственных черных дыр из орудий врага. Две трети их флотилии стали сами себе памятниками, мы уничтожили их в таком количестве, что их обломки стали новым кольцом вокруг нашей планеты.
Самих фурий мы видели лишь несколько раз: их и наши суда были за редкими исключениями беспилотными. Мне запомнилась молодая пленная фурия, которую мы изучали до её самоубийства. Синее лицо с яркими красными глазами с вертикальными зрачками, подвижные острые уши, орлиный с шипами на переносице гордый нос и имплантированное оружие с лётным антигравитационным кольцом прямо в спинных мышцах.
Расспросы, что да как, встречали лишь проклятья в наш адрес, а вживлённый в мозг имплантат убил пленную, тогда мы не смогли его извлечь. К счастью, на борту судна у смертницы поработали наши роботы, и целый пакет чёрных дыр был обезврежен. Зачем они так?
Вдруг на небе огненным росчерком засияло что-то, похожее на падающий обломок с Защитного Кольца, как мы со смехом звали это новое кольцо из обломков вражеских звездолётов. Но нет, я сразу проверила по приборам, это не обломок, это же космический корабль, копия того, на котором прилетела предыдущая смертница! В ужасе я расчехлила готовое на такие случаи оружие и направила его на врага, выстрелила. Как они прошли нашу систему раннего предупреждения?
Гадина катапультировалась за секунду до поглощения бездонной чернотой её посудины и мигом приземлилась прямо на край моего острова. Я приготовилась было её убить, двухметровая силовая «бритва» и заряженный генератор гравитации для сдавливания врага в один кровавый шарик были у меня в руках. Я была готова свалить врага, никакого защитного поля на разбитой капсуле-катапульте не было.
Вдруг капсула развалилась пополам, и из неё с ненавистью в алых глазах величаво и при длинном копье с силовой бритвой вышла фурия. Легкие доспехи с бугристыми приборами были её единственной одеждой на красивом теле с развитыми мышцами. Чёрные волосы и орлиный нос с чёрными шипами на переносице оттенялись острыми синеватыми зубами и узорчатой шестиугольной чешуёй на плечах и шее по бокам. Раны на ней уже затягивались светящимися красными организмами-симбионтами, так что она демонстративно скрывала страшную боль. Бурые - марганец в крови вместо нашего хрома, делающего кровь цвета жадеита, ничего не поделаешь - пятна покрывали фурию целиком, новая кожа чуть голубого цвета вместо «зрелого» синего наросла на груди, плече и правой половине лица.
- Брось оружие или убью! - проорала я, направив на неё генератор гравитации. Фурия поправила волосы и только усмехнулась, и с воем бросилась на меня. Сильнее и быстрее меня вдвое без малого, она играючи отбила удар моей силовой бритвы своей, разрубила в два замаха тот самый генератор гравитации и приготовилась нашинковать меня в лапшу фирменным стилем фурий. Спас меня от смерти лишь дар дышать под водой: я кинулась в воду и из-под её поверхности весело смотрела, как та не решается зайти в воду. Они до сих пор не амфибии! Дикарки!
Но она с недоверием посмотрела на зенитные орудия, которые уничтожили её посудину, и решила… надо же, попробовать из них меня убить. Явно она тронулась рассудком от удара, это оружие подчиняется лишь мне или другой фее, которая мне жена или родная.
Схватилась за рычаг управления и выгнулась дугой. Я вышла из воды и подсечкой заставила вражину упасть на ягодные кусты.
Готова, без сознания.
Когда фурия очнулась, то ощутила страшную боль в голове и теле, как и то, что она связана по рукам и ногам в хлам, намертво какими-то лианами. И фея, тварь, сидит и мирно улыбается. Без доспехов, голая совсем, вся в татуировках, красноволосая, глаза синие, как вода, с круглыми зрачками.
- Думала, не очнёшься! - нейтральным тоном просвистела она, всхолмив грудь и дав фурии что-то золотистое из чашки. Хотела бы убить, убила бы и цветам скормила, не зли меня! Пей!
- Меня на родине будут считать героиней, погибшей за великое дело! - усмехнулась та, надеясь фею напоследок разозлить. И носом выбила из рук феи ту миску с якобы лекарством.
- Зря стараешься, зараза, я вынула из твоей головы прибор для самоубийства, ты не убьёшь себя. Силовые бритвы из плеч и шейки не разрежут эти лианы, не вырвешься. Кстати, при сильных рывках они вводят яд, и ты будешь отрубаться, если будешь пытаться порвать их! - зрачки феи стали в форме звёздочки, что показывает у них крайнюю злость.
- Да как ты посмела? Я воин, и погибнуть с честью для нас святое! Это вы трусихи и ничтожества! Вам нет места во Вселенной! - правдивость слов феи внутренний анализ всецело и легко подтверждал. - Боитесь подохнуть, как те наши пленные, 54 визгливых слабачек!
В итоге фея набила ей физиономию, что фурию лишь насмешило, в голос над феей хохотала. У них даже когтей на руках нет, вот умора!
- Давай лучше на равных, освободи-ка меня. Посмотри, кто какого роста и чего стоит! Или вы только связанных бить можете?- потешалась та, тихо пытаясь вынуть корни лиан-пут и свернуть нахалке шею.
- А давай, только корни у лиан глубокие, не выкопает никто! - фея улыбнулась слишком тепло с точки зрения фурии и поцеловала в щёку пленную. Та тихо зарычала и попыталась укусить фею всеми 38 складными зубами с пилой внутри и кровостоками с полными нейротоксинов ядовитыми железами, но 8 бритвенно-острых клыков феи мигом ввели ей «сыворотку правды». Со времени последнего пленения врага четыре года назад все феи вживили себе маленьких симбионтов, которые эту сыворотку для допроса именно фурий и вырабатывают.
В общем, я узнала о фуриях неприятного много, куда больше, чем хотела. И передала эти сведения в нашу Мысленную Сеть, которая соединяла всех наших через мозгового симбионта. У фурий эта сеть была аналогичной, но ихние имплантаты были неживыми. Их вынуть из мозга пленной было легко, не в примере легче устройства разрушения мозга.
- Героиня ты наша Арката, ты сумела одна захватить пленную? - обнимали меня три подруги, прилетевшие на остров в честь такого события. Не бросили меня, милые.
- Она сама напросилась, моим оружием решила меня убить! - наш хохот был просто оглушительным. - Вынуть из неё эти все механизмы было легко, вот допросила. Не знаю, что с ней делать.
- Убей за свою жену, как она убивала наших после пыток. Садистки проклятые! И всё равно, что твоя супруга не от её рук… - все мы горько заплакали. Очень горько. Мне снова и очень остро стало одиноко без супруги.
Я придумала, что надо делать. Со вкусом месть будет, со вкусом победы. Широко улыбаясь во все 44 острых зуба, я повернулась к фурии.
- Ты хотела умереть за свой народ и захват нашего мира? Нетушки, теперь ты моя, совсем моя. Ты свободна. Я не стану тебя даже удерживать, но, если отпущу, все твои узнают, что ты была со мной, что не смогла выполнить боевой долг. Ох, что они с тобой сделают, мммм… - я аж провела по её ладному телу руками, причмокнула губами, прикрыв мечтательно глаза.
Мои подруги вначале приоткрыли рты, но потом улыбнулись и в голос засмеялись.
- Э-э-э-э-э-э, ну ты даёшь, конечно! Хочешь избавиться от одиночества и оставить себе эту тварь, как личную игрушку?!
- Жизнь за жизнь, милые! - я улыбалась. - Смерти она хотела, но не позорную с её дикой точки зрения, а тут позор, да она самоубиться захочет сразу, а я не дам.
- Изверги, палачи, - фурия подавилась особо ругательными словами, когда я очень нежно поцеловала её в полные красивые губы. - Вы же не звери…
- Милая моя Кхлутка, ты будешь моей женой по законам моего народа. Мои подруги мои помогут нам пожениться. Я потеряла любимую из-за вас, ты мой трофей и жена теперь. Вместо убитой вами, зверями проклятыми! - подруги и правда помогли, надо сказать.
Лианы отпустили гордую фурию, и она ожидаемо немедленно с воем пыталась спрыгнуть с острова в море километром ниже, предпочтя смерть связи с проклятой феей. Бр-р-р, что за отсталые нравы, тем более, внизу работает бытовое антигравитационное поле, и её тут же мягко выкинуло обратно вверх. Раз 35 подряд.
Фурия час спустя сидела и рыдала, драла когтями лицо, плечи и голову, всем стало даже её немного жалко. Её «мир» рухнул за минуты и безвозвратно. Полчаса её не трогали совсем.
- Всё хорошо, Кхлутка, ты живая и уже невредимая, свободная от дурацкого долга смертницы, я рядом. Всё хорошо, на родине тебе делать уже нечего, не надо такой умничке умирать. Иди сюда!
Фурия не шелохнулась, и я обняла её со спины, целуя шею, ушки, волосы, гладя её руки и плечи. Доспехи и прочее обмундирование полетело в утилизационную машину сразу. Моя новая жена мелко задрожала. Из ступора вывела её легко: уложила на спинку на мягкое одеяло, которое принесла, и поцеловала в губы, долго и ласково. Я знала, я больше не одинокая, пускай она чужеземка и из народа врагов, но теперь она будет моей. Будет моей!
Подруги мирно отошли от нас, сами целуясь и давая мне творить с ней, что хочу. Она вскоре не вытерпела и сама помогала мне дарить ей максимум удовольствия, нежное гладенькое лоно и попочка пульсировали. Ножки свои она держала руками, помогая мне, но потом я положила их себе на плечи. Девочка моя, ты явно тоже долго одна была!
Всё, наше с ней одиночество закончилось. Стоит говорить, что я пленницу полностью вымыла, когда она была в отключке? Мы, феи, очень чистоплотные.
Когда она отдышалась, я легла сверху, и она стала радовать меня так же, как я её. Наслаждение было очень сильным, я ласкала её тело, а руки самой фурии были на мне, тихо гуляли по всему телу, очень игриво. И я «пришла» туда же, где недавно была она.
В итоге мы лежали в водичке и долго говорили друг другу все, что могло наболеть у одиноких и овдовевших барышень. Она стала моей женой, и я научила её нашему быту, а ещё важнее - ценить жизнь.
Она многое повидала и потому встала на нашу сторону. Мы отбили несколько крупных нападений её бывших соплеменников и одно совсем глобальное, но в итоге мы по наводке нашей общей подруги Авыди захватили несколько скромных миров, более-менее пригодных для нас, и на равных условиях стали воевать с ними.
Прошло сто лет, и мы заключили мир с фуриями, многим из них понравились наши ценности и образ жизни. Больше скажу, не все из фурий хотели и в прошлом погибать за липовые идеалы. Мой опыт связи с фурией заимствовали многие мои, и вскоре такой брак стал нормой. Назвали это «браком Аркаты». Дочь моей сестры, Марианна, тоже полюбила свою фурию и женилась на ней. Мне это приятно.
Детей моя супруга и я не имели, но биологическое бессмертие с этим смиряет очень охотно.
Мариночек очень понравилось. Она не дрожала больше, когда я почти бесшумно подходила к ней, смотрящей на Луну или закат, клала руки на плечи и грудь, чтобы дать ей тепла. Прижавшись своей грудью к её атласной спине, я целовала ей шею и плечи, чтобы согреть, и заворачивала в принесённое на такой случай одеяло, согревая сзади её бедра своими. Она часто отвечала тем же, рисуя на мне узоры пальчиками, водя ими по телу и шепча на ушко названия всех созвездий.
И я не больше вздрагивала тревожно, когда в темноте ощущала губы Марины на себе тёмной ночью или просто при закрытых шторах. Любимая моя, любимая моя, часто приговаривала я, балуя её.
У нас не было ни одного вечера без соков, фруктов и свежих цветов на столике. Она легко отвечала мне тем, что не давала грустить или хандрить, как раньше. Мы не позволяли друг другу повышать друг на друга голос или замыкаться. Мы плакали с тех пор лишь от счастья и благодарили друг друга за то, что мы есть, что нашлись. Любовь ничем не заменить и не изобразить. Мы и не пытались. Искать что-то, когда всё найдено, глупо. У нас есть мы сами, и это главное.
На вопросы окружающих про брак, замужество и детей я привычно и типа томно отвечала, что парень есть, и меня к нему водит его секретарша. Марина, то есть. Она же отвечала на работе в тур. фирме то же самое. Понятно, что этот миф недолго будет хилять, городок-то около западных крутых склонов Урала ближе к югу хребта, как и очень многие подобные ему. Маленький, сонный, совсем запущенный, в нём полно заброшенных улиц и заросших чем попало балок с рощами, заводов-руин и просто руин, много заросших бурьяном свалок и бывших парков.
Со временем всё поймут про нас, но нам пока это по барабану. И по бубну тоже. Как рассказ «Бубен» из «Русских инородных сказок», которые мы вместо сборника анекдотов читали в начале нашего знакомства! Травить настоящее будущим - дело пустое и глупое. Нам и так хорошо, и нам нужны лишь мы, иногда - наши товарищи. И, что главное, радоваться жизни. Прочее не имеет для нас уже никакого значения!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления