Онлайн чтение книги Гокудера Хаято и прочие Gokudera Hayato etc
9 Татуировки и маски

Татуировки и маски

 

 

- Что с тобой, Кея?

Дино далеко не дурак, каким иногда желает казаться, так что мог и не спрашивать очевидное.

Наше одинокое гордое Облако столкнулось с целой чередой тропических итальянских

неистовых Ураганов, зашел, так сказать, в знаменитую Аллею торнадо.

Всегда собранного и невозмутимого аккуратиста Кею отличает немного потрепанный и слегка возбужденный, с этаким лихорадочным блеском в серо-стальных глазах, вид.

- Я не выиграл, и не проиграл, - об этом свидетельствует непривычно-раздраженный, уничтожающий сочувствие на корню взгляд горделивого упрямца. Его словно еще окутывает намертво въевшийся запах пороха.

При скорости урагана свыше двухсот восьмидесяти км/ч, пыль и грязь словно искусственное шрамирование вбиваются в кожу.

Эта визитная карточка Бушующего Урагана и сейчас покрывает его как невидимая татуировка.

Сильный ветер и шторм умеют лишь разрушать, но на этом нельзя ничего построить, никаких отношений…

Дино и сейчас в этом уверен, как непреложном факте. Знаем, пробовали, пройденный ранее довольно-таки болезненный этап причудливых взаимоотношений с другим Ураганом, сестрой Хаято, Бьянки.

Но похоже, что Кею именно это как раз и привлекает.

Что это, очередная попытка бросить вызов стихии или более очевидная попытка  саморазрушения?

Десятый Каваллоне чуть прикрывает глаза рукой, как если бы попытался отрицать очевидную истину, кукольно ледяная фарфоровая маска Хибари треснула, но пока не разбилась.

 

Акварельные пятна

D18

Холодные пальцы касаются выверенных четких линий знакомой татуировки.

Это его опознавательный знак. Фамильная метка, герб Каваллоне.

«Пламенные» узоры подобны средневековым миниатюрам братьев Лимбург в часослове герцога Беррийского.

Между тем, кисть сама порывается написать, вывести черной краской на бледной коже, резкие, стремительные, как и весь он, иероглифы.

Дино пытается запечатлеть самый достоверный портрет Хибари…

Розовые мазки осыпающихся цветов, и темно-фиолетовый размытый контур.

Тонкий силуэт из исчезающих прозрачных линий. Неуловимый, как одиноко звучащая чистая нота расстроенного рояля.

Дождь размывает аметистовые акварельные пятна, превращая край кимоно в крылья летящей в пустоту бабочки.

 

И все-таки...

 

 

Голова у Рехэя круглая, словно мяч для пинг-понга.

Когда он движется вместе со всеми в людском потоке, кажется, будто он перемещается по боксерскому рингу, чуть пригибая голову и смешно подпрыгивая. Макушка, покрытая коротким белесым ежиком, напоминает этакий перезревший, ощетинившийся семенами-парашютиками, большой «одуван».

- Охуистично оптимистичный придурок, - именно так охарактеризовал однажды Хранителя Солнца Гокудера.

Впрочем, у Урагана большинство издевательских прозвищ непременно включает в себя это словечко, Ямамото Такеши – бейсбольный придурок, Десятый Каваллоне, набивавшийся Кее в наставники – лошадиный…

В принципе, Кея даже в чем-то согласен с ним на все 120%, эти травоядные действительно умеют хорошо притворяться.

Если бы Гокудера узнал о его болезни, то непременно забил бы тревогу, приволок бы лучших врачей и еще парочку медицинских светил впридачу, организовал бы наилучший пансион в национальном госпитале или дорогущей частной клинике…

Короче, если не замучил бы до смерти современными методами и технологиями лечения, то наверняка отравил бы оставшееся время суетной маетой.

А может быть Кея все же небезразличен к нему и предпочитает оттягивать объяснение и вот так заблуждаться.

Жизнерадостное лицо Рехэя сияет, словно отполированная частым разменом, потертая монета. Бывший одноклассник исцеляет одним своим видом и восторженно-зычным голосом.

Рехэй непозволительно проницателен и умен для человека, избравшего себе карьеру профессионального боксера, и потому Кея все еще живет полноценной жизнью и, одновременно уже умирает.

Их затянувшаяся школьная дружба всегда балансировала на тонкой грани товарищеской взаимовыручки и любви.

Но все-таки Кею тянет заглянуть в самый центр Урагана.

 

Тусклое серебро луны

 

Кея лежит, как всегда, на крыше любимой школы.

Левая рука под головой, правая, как всегда, покоится на рукояти тонфа.

Почти что летний денек, здесь, на высоте почти двадцать метров, солнце нагрело бетон. Еще апрель, но можно загорать, как на песчаных пляжах Бали или Копакабана.

Где-то внизу прозвенел звонок. Шумные голоса учеников быстро теряются и гаснут в лабиринте школьных коридоров.

Солнечный придурок номер один ляпнул бы непременно, что будто бы школа живая.

Кея, конечно же, патриот, но не наивный романтик до такой-то степени.

Школа – это учебное заведение с установленными им самим и его Комитетом

традициями, символ его побед и достижений – не более.

Глупо пытаться сыграть на проявлении им более «человеческих» эмоций.

Солнечные лучи настойчиво хотят пробиться сквозь плотно сомкнутые веки, проникнуть сквозь черный мундир, залезть под кожу. Вся перетряхнуть там внутри и вывернуть существование Кеи наизнанку, заставить не-быть тем самым Грозой Намимори, Хибари Кеей.

Если открыть глаза, взгляд упирается в безмятежное, и оттого еще более высокое насмехающеся над ним небо.

Рваные облака словно пытаются от него скрыться.

Там, высоко, вверху, видится ускользающе-настойчивое ненужное напоминание о всяких царственных атрибутах, словно таинственные предсказания средневековых китайских мистиков.

Волосы цвета пшеницы вспыхивают на свету, словно пытаются зарядиться особой солнечной энергией. Рано или поздно, какой-нибудь умник приспособит таких позитивных людей вместо атомного реактора или электростанций освещать темные

закоулки Палермо, или какие еще там бывают экологические курорты.

Этот ненужный свет пытается ослепить его, проскальзывая в случайных мыслях, в нечастых вспышках галлюцинаций-снов от долгого пребывания на высоте, на солнце…

В мире где он пребывает, пока дремлет, как кот на крыше, царствует мертвенная тишина и леденящий покой безмолвия.

Все, как и у него, если не считать периода осенних штормов и зимних ураганов. И сезона песчаных бурь.

Уж такой он стопроцентно предсказуемый, но непостоянный, Гокудера Хаято.

Когда Кея смотрит наверх, туда где смеется небо и раздаривает свое тепло беззаботное щедрое солнце, ему чудится тусклое серебро равнодушной луны.