Онлайн чтение книги Уже не я
12 Хэрит

— Отец на тебя очень зол, — тихо проговорил Алекс Юкие, стоя рядом с кабинетом Эйдена, — следи за тем, что будешь говорить.

Он тихо приоткрыл дверь в кабинет. Шторы на окнах были наглухо занавешены. В комнате было темно и смердело алкоголем.

В аэропорту Юкию вместе с сестрой встретил Алекс и сразу же повез их в родовое имение Драфтов, в Дербишир. Там совсем недавно была свадьба Юкии и Хадиджи, а теперь они ехали туда на похороны его матери. Юкия еще не видел ее, так как труп находился в морге.

Глаза его были мутными. Казалось, что его больше ничего не волнует. На свою дальнейшую судьбу ему было наплевать. Юкия добился, чего хотел, увидел того, кого хотел и понял, что у него с ним нет будущего, а значит, и нет этого будущего вовсе.

Заходя в кабинет к отцу, он был уверен в том, что жить ему осталось считанные дни. То, что толкало его все это время и не давало с головой провалиться в бездну, вмиг оборвалось, словно лопнула натянутая до предела канатная веревка.

Эйден сидел за резным столом из красного дерева, половина его лица была скрыта тенью, падающей на него от настольной лампы зеленого цвета. Он внимательно посмотрел на сына, когда тот зашел в кабинет, и знаком предложил ему сесть напротив. В руках он держал какой-то конверт. Тот был уже вскрыт.

— После похорон ты отправишься обратно в Саудовскую Аравию, — хладнокровно проговорил он после того, как Юкия бесшумно прошел по кабинету и сел. — Вот, возьми, — он небрежно швырнул конверт на стол. — Это ее посмертная записка, она адресовала ее тебе.

Юкия посмотрел на конверт, предательские слезы подступили к глазам.

— Я в курсе всего, что ты натворил, — неожиданно проговорил он после долгого молчания. — Мухаммед в ярости. Он звонил мне, но я просил переводить его звонки на моего адвоката. По его словам, ты убил сына одного очень влиятельного нефтяного магната, и теперь его семья требует твоей смерти.

Юкия посмотрел на него пустым взглядом из-под полуопущенных век, понимая, что тот отправляет его обратно в эту проклятую страну на верную смерть, и прекрасно об этом знает, даже не пытаясь скрыть своего злорадства.

— Теперь меня ничто не связывает с тобой, — продолжал Эйден. — Отныне ты сам по себе и скажи спасибо, что твоя необдуманная очередная выходка никак не навредила нашему с шейхом сотрудничеству…

Не желая больше его слушать, Юкия с яростью схватил письмо и выскочил из кабинета отца, чуть не прибив дверью Алекса, который все это время стоял возле кабинета.

Алекс попытался его удержать, но он вырвался и побежал по длинным лабиринтам коридоров этого огромного поместья, по которым бегал, будучи еще совсем маленьким мальчишкой. Добежав до своей комнаты, он поспешил запереть за собой дверь на задвижку. Он всегда закрывался после того раза, когда мать пришла к нему однажды ночью и утянула его в свой мир тихих кошмаров, из которого ей так и не удалось выбраться.

Теперь настал и его черед.

Стоя в тишине, переполненной отчужденностью, он сжимал в руках, болевших от многочисленных ожогов, которые он получил при пожаре в Лубумбаши, последнее, адресованное к нему письмо от матери, цепляясь за него как за последнюю ниточку, связывающую его с ускользающим дыханием жизни. Но мысли его были не о письме и даже не о матери, они были далеко отсюда, его душа осталась в том безымянном узком переулке, где он оставил Блэйма.

Все его тело сводила какая-то странная, томная боль. Он чувствовал возбуждение. Его напряженная плоть упиралась в штаны и раздражала. Образ полуголого юноши, с которым он провел ночь, не мог оставить его в покое. Он проклинал себя за то, что не набросился на него и не овладел им, когда у него была такая возможность. Он упустил свой единственный шанс. Теперь Блэйма будут трогать чужие руки, и он будет спать в чьей-то чужой постели. Это сводило с ума. Он совершенно забыл про письмо, которое смял в руке.

Не в силах стоять, он медленно сполз по стене на пол и в беззвучном крике, широко открыв рот, прокричал его имя.

Через несколько часов кто-то дернул за дверную ручку, чтобы войти в комнату, но дверь была закрыта, и в нее тихо поскреблись.

Он не заметил, как уснул прямо на полу.

— Юкия, ты там? — спросила его Виктория. — Открой дверь, мне нужно с тобой поговорить.

«Я не хочу. Уйди!»

— Я поговорила с отцом, попыталась переубедить его отправлять тебя обратно в Саудовскую Аравию, но он и слушать меня не стал, — начала причитать она. — Я знаю, как тебе сейчас тяжело, впусти меня, если не хочешь говорить, то просто дай мне посидеть с тобой рядом.

Она снова дернула за дверную ручку. Затем опять тихо проговорила:

— Отец не сказал мне, но я догадываюсь, что что-то случилось, что-то плохое произошло с тобой там, — начала плакать она. — Почему вокруг тебя происходит столько несчастий? Сколько раз я просила отца объяснить мне, зачем он согласился на эту несуразную свадьбу, но он молчит. Неужели он ненавидит тебя так сильно за то, что ты сбил Лэсли Хаббарда? И зачем ты ездил в этот город, Юкия? Ты встретил там Блэйма? Где он?

«Прошу тебя. Уйди».

— Юкия, я буду в своей комнате. Если ты вдруг захочешь со мной поговорить, обязательно приходи! — прошептала она в дверную скважину.

Затем он услышал удаляющийся звук ее каблуков.

Протерев глаза, он встал с пола. Заметив, что в руке по-прежнему сжимает письмо, он поспешил сесть на кровать и открыть мятый конверт. Внутри лежало несколько свернутых листков бумаги. Он сразу же узнал ее аккуратный и четкий курсивный почерк. У него был такой же, ведь это она в свое время учила его писать.

Прежде чем начать читать, он посмотрел на до боли знакомый лес за окном. Сейчас купольные кроны деревьев горели в красно-оранжевом свете заходящего солнца. От одного только вида этого угасающего леса ему стало трудно дышать. Сердце сильно забилось. Он чувствовал, как растворяется вместе с предзакатными солнечными лучами в тонкой ряби из облаков на фоне ванильного неба.

                                       ***

Не знаю, какого черта мне нужно было хоть что-то оставлять после себя, но я решила, что было бы крайне «дурным тоном» уйти, не попрощавшись с тобой — мой рассвет в безжизненной пустыне. Ты единственный человек, которого я когда-либо любила в своей жизни, и даже тебя не стало.

Так уж завелось, что в жизни кто-то всегда лишал меня дорогих моему сердцу вещей. С раннего детства я испытывала на себе различного рода издевательства и насилие. Я никому не говорила про это. Моя мать была неразборчивой женщиной, со временем и я стала такой же. У нее было много любовников, и каждый считал нужным домогаться меня. В конечном счете я не выдержала и сбежала из дома в четырнадцать лет.

Уже тогда люди оборачивались на улицах при виде меня. Различные агенты подбегали ко мне и хватали за руку с предложениями о сотрудничестве. Это были предложения разного рода: сняться в порно, чтобы хоть как-то прожить еще одну неделю в огромном и чужом городе, предложения из модельных агентств и, наконец, непыльная работа официантки на закрытом банкете богатых снобов, вроде твоего отца.

К слову, с ним я так и познакомилась. Тогда мне было всего пятнадцать или шестнадцать лет, я точно не помню.

Моя жизнь свелась к употреблению тяжелых наркотиков, потому что я не могла оставаться наедине с собой, особенно по ночам. Иногда, как последняя нимфоманка, ходила по улицам и предлагала себя мужчинам, иногда женщинам. В последние годы я заметила, что все чаще мне импонирует общество женщин.

В прокуренных кабаках и клубах я представала перед безликой толпой любовников, оголенная до самых костей, чистая, как листок бумаги. Бесконечный поток чувств и желаний уносил меня в самую гущу плотских удовольствий. Я мечтала быть поглощенной этой толпой.

Иногда мне казалось, что я заболею какой-нибудь неизлечимой болезнью, или уже заболела, но этого не происходило. Люди продолжали сходить с ума в моем обществе. Предлагать мне все богатства мира, но мне ничего не нужно было от них. Это они забирали у меня то единственное, что делало меня человеком. Со временем я утратила свою личность за бесконечными лицами случайных любовников.

Я вышла замуж за Эйдена, потому что залетела. Он уговорил меня родить тебя. Выследил меня, как охотник выслеживает раненную лань. Нашел по пятнам крови, которые я оставляла за собой. Это не любовь.

По правде сказать, много лет я думала, что ты вообще не его ребенок, но с годами его снобизм вперемешку с утонченными острыми чертами лица и манерами поведения вместе с феноменальной памятью проявились в тебе, как на старой фотопленке.

После замужества передо мной открылись довольно-таки заманчивые перспективы, а именно — его деньги.

Поначалу мне нравилось купаться в роскоши и богатстве, но со временем он начал держать меня на слишком коротком поводке. Он лишил меня свободы, того единственного, чего еще никто меня не лишал, и я начала мстить ему.

Бесконечные измены, пьяный дебош, но его ничего не отталкивало, пока в один из вечеров под кайфом я не переспала с тобой.

Я думала, это будет только месть, но это оказалось не так. Почему-то что-то внутри меня перевернулось. Я увидела в тебе человека, которого искала всю свою жизнь.

Ты можешь считать меня сумасшедшей, ведь мне уже все равно.

Одно время мне казалось, что с годами ты ответишь мне взаимностью. Переборешь в себе этот стыд и станешь моим любовником. Сын от матери становится далек по мере взросления. Корни, связывающие их, постепенно усыхают и ломаются. Думала, что ты перестанешь видеть во мне мать и начнешь видеть женщину.

Я мечтала создать с тобой полноценную семью с детьми, собакой и маленьким домиком у моря. Что только ты способен вытащить меня из этого бесконечного круговорота разврата и соблазна.

Я хотела, чтобы ты забыл о том, что ты мой сын, и тогда бы мы стали настоящими любовниками. Но потом я поняла, что нормальный человек не может так думать и что мне нужно серьезное лечение.

Я уже не молода, мне тридцать шесть лет. Моя карьера безбожно загублена. Как говорят французы: «C’est la vie»*.

Пару раз в свете неоновых софитов парижских домов моды мне все же удалось пройтись по подиуму, и это были самые счастливые моменты в моей жизни. Толпа рукоплескала мне, стоя, словно я была оперной певицей или балериной, или всем тем бесконечным множеством, на которое способен человеческий гений.

И чем больше я понимала, что потратила свою жизнь на бесконечную череду любовных романов с женщинами и мужчинами, которые ни к чему не приводили меня, кроме как к бутылке и наркотикам, тем труднее мне становилось просыпаться по утрам. Я начала ненавидеть свое отражение в зеркале.

Одно время я пыталась как-то забыться, открыв свое модельное агентство в Нью-Йорке, но не помню, чтобы хоть один день проходил без секса с моделями, которые сами распускали руки. Конечно, твой отец не стал терпеть подобного и изолировал меня от деятельности в этом агентстве. Не могу винить его в этом.

Он все всегда делал правильно и был мне тоже как отец, которого у меня никогда не было. И последнего принятого правильного решения, которого бы я хотела от него меньше всего — это моего заточения в психушку.

У меня уже было несколько попыток самоубийства: я пыталась отравить себя таблетками, алкоголем, топилась в бассейне в саду, но охрана меня вовремя вытаскивала, поэтому я решила прибегнуть к более надежному способу — к оружию.

Да что все обо мне?! Я знаю, что и твоя жизнь нелегка. Не думай, что я ничем не интересовалась. Из-за меня… это все случилось из-за меня?

Ну, конечно же, из-за меня. Ты сбил какого-то мужчину в тот день, когда сбежал от меня. Я напоила тебя, думала притупить твое сознание, чтобы ты не сопротивлялся мне во время секса, но ты обладаешь удивительной способностью самосохранения, словно тебе что-то передалось от наших предков. Дар какого-то странного предвидения событий, которых еще не случились.

Мать рассказывала мне, когда я была еще совсем маленькой, что ее дед, выходец из индейской резервации в штате Монтана, был настоящим шаманом и разговаривал с духами на загадочном языке навахо. Он обладал даром предвидения и исцеления. Верил в какого-то черного ворона, который украл само солнце.

Однажды она показала мне его фотографию. Она была вся пожелтевшая от старости, с истлевшими краями, и все же я не могла не заметить его пронзительных черных глаз и такого же цвета волос, заплетенных в две длинные тугие косы. Он был высоким, статным мужчиной, настоящим индейцем, который родился на рубеже веков в этой резервации и там же умер. Он никогда не покидал ее, не видел мира, но знал о нем больше исследователей, которые приезжали туда с экспедициями.

С годами наша кровь утратила его силу, если это все, конечно, не миф. Мать моей матери, его родная дочь, сбежала из резервации в начале двадцатого века и вышла замуж за европейца. С тех пор наша кровь истощалась, и грубые черты коренного населения Америки стирались с наших лиц.

Тебе достались только его глаза и волосы. Твоя утонченная красота поэтична и аристократична, словно ты Перси Биши Шелли или Байрон. На языке древних предков ты «бледнолицый», и все же не дай себя обмануть, твоя кровь дикая и необузданная. В твоих жилах всегда будет бурлить, словно лава в жерле вулкана, непреодолимая жажда. Рано или поздно она погубит тебя, как погубила и меня.

Этот ненасытный голод, который ты чувствуешь, с годами будет становиться только сильнее. Он загонит тебя вглубь самого темного леса, подобно охотнику, преследующему свою жертву.

Никто из родственников по нашей линии не умирал естественной смертью. Это безумие, сокрытое внутри нас, передается из поколения в поколение, как миллиардное состояние твоего отца. Деда моей матери нашли загрызенного стаей голодных волков в чаще леса, куда он забрел, ведомый этим зовом.

Постоянный шепот в голове, который не перекричать. Я уверена, ты тоже его слышишь. Он, словно тоненькая прозрачная нить паутинки, обвивается вокруг волос. Я пытаюсь вычесать ее расческой, но она лишь еще сильнее скручивает мои волосы. Я пытаюсь состричь их вместе с этой паутиной, но, как ты уже догадался, я скорее стану паучихой и начну вырабатывать сама эту субстанцию, нежели избавлюсь от нее.

Юстиний — имя, которое я дала тебе при рождении. Не забывай о том, кто ты есть. Это проклятие — твоя сила. Наша кровь делает нас едиными с природой и позволяет жить с ней в гармонии. Этот страшный дар либо погубит тебя, либо ты с годами научишься игнорировать шепот внутри головы.

Я больше не могу противостоять ему. Оно давит на меня, я теряю человечность. Иногда мне кажется, что я могу убить человека, лишь бы утолить свой голод. Стать маньяком, серийным убийцей, лишь бы перестать слышать это бесконечное шуршание его хриплого голоса. Он прячется в стенах.

Раньше я утоляла свой голод сексом и многочисленными оргиями, потом на время забывалась в тебе и мыслями о тебе, но это было лишь временным заблуждением.

После себя я оставляю тебе имя и небольшой счет в банке, но я уверена, Эйден прочитает это письмо и заблокирует его.

Не вини себя в том, что произошло с тем человеком, позволь мне унести твой грех с собой в могилу.

Эйден хорошо со мной обращался. Его дом стал временным пристанищем для меня, но время настало покинуть его и отправиться дальше.

P.S. Напоследок я хочу приложить к этому письму вырванную страницу из редкой коллекции стихов Пабло Неруды, припрятанной в книжных закромах бесценной библиотеки семьи Драфт. Оно, как ничто на свете, описывает то, что за меня уже кем-то написано и прочувствованно.

Кто же это сказал: «Все, что нужно, уже перевели»?..

Зверь света

В безодиночестве моем бескрайнем

я светозверь, попавший в западню

своих просчетов и своей листвы, —

просторен лес, где ближние мои

плодятся, пятятся и промышляют,

а я уединяюсь под эскортом,

который временем определен, —

со мной лишь волны моря,

звезды ночи —

всего-то ничего, всего-то малость,

всего-то множество, всего-то все.

Я, чьи глаза глядели в столько глаз,

чей рот пылал от стольких поцелуев,

чьи легкие отягчены дымами

давным-давно умерших паровозов

на ветхих и недобрых полустанках

и пылью бесконечных книжных лавок, —

мой смертный человеко-Я устал

от глаз, от губ, от дыма и дорог,

от книжных густолиственных чащоб.

И, затерявшись в самой глуби леса,

он внемлет вражеским шагам, бежит

не от других — от самого себя,

от нескончаемых бесед, от хора,

который хочет, чтобы пели все,

от самого обозначенья жизни.

Поскольку каждый раз и каждый сказ,

звук, слог и протяженность темноты

или волны непогребенный отзвук

ведут его — меня — к свиданью с правдой —

не остается ничего другого,

как расшифровывать, распознавать,

озвучивать словами — вот и все, —

и затворяются ворота леса,

и солнце катит, отворяя кроны,

луна плывет, как белый плод, и ты

уже к своей судьбе приноровился**.

                                         ***

Письмо выпало из его рук. Он снова посмотрел в окно. Взгляд стал мутным, казалось, он ничего не видел вокруг. Он начал задыхаться. Еле оторвавшись от кровати, он, покачиваясь, подошел к окну и распахнул его. Прохладный ветер ворвался в комнату, раздувая шторы. Он глубоко вдохнул в себя воздух, словно только что вынырнул из глубины.

— Будь ты проклята, — прошептал он, закрывая глаза.

______________________

*пер. с французского: Такова жизнь.

**пер. с испанского П. Грушко, 1977