21 ноября - перевал Хальтар.
Первый привал мы сделали в деревне у подножия гор Айкум. Солнце уже клонилось к закату, и в воздухе пахло дымом - здесь каждый дом топил печь, готовясь к ночи. Место маленькое, будто втиснутое в каменные склоны, с домами, крытыми тёмной дранкой. Крыши под вечер уже белели - снег здесь ложился быстро и надолго. На улицах было тихо: только стук топоров да лай собак. Казалось, что сама деревня дышит в такт холодному воздуху. Поговаривали, что в этих местах температура опускается до десяти градусов ниже нуля, но воздух казался чище, чем в Марниле: резкий, свежий, почти прозрачный.
В постоялом дворе нас встретили хозяева - люди простые, но осторожные. Они кланялись Даниру слишком низко, а мне почти не смотрели в глаза. Провели в общий зал, где пахло варёным мясом, дымом и мокрой шерстью.
На ужин подали суп - густой, жирный, с мелко нарезанными овощами и косточками баранины. Ещё тёплый хлеб, только что вынутый из печи. Остальные ели с аппетитом, даже не поднимая головы от мисок, а я осилила только суп. Горло будто сжималось. Ложка дрожала в руках, и каждый раз, когда я пыталась сосредоточиться на вкусе еды, внимание ускользало куда-то в сторону: то в треск дров в очаге, то в разговор двух солдат, то в собственные воспоминания.
Данир сидел напротив. Весь вечер он молчал, не проронив ни слова, будто между нами пролегала пропасть. Его взгляд был опущен в чашу с тёмным вином, пальцы двигались медленно, как у человека, обдумывающего что-то слишком тяжёлое. Он не задавал вопросов и не ждал ответов.
Слуги расставили свечи, но свет их был слабым - комната казалась полутёмной, и оттого ещё более тесной. Я ловила на себе взгляды - короткие, осторожные. Они все думали, что я молчу от страха. Пусть так. Это удобное объяснение для моего молчания.
Никому не придёт в голову, что я сижу с рукой на животе, пытаясь понять странное тянущее ощущение.
Каждый раз, когда я делала вдох, мне казалось, что это ощущение становится явственнее. Я держала руку на подоле платья, стараясь незаметно коснуться себя - будто проверяла, здесь ли оно, это странное чувство.
Когда ужин закончился, хозяин двора провёл нас в комнаты. Доски скрипели под ногами, стены были тонкими, сквозь щели пробивался холод. Но после Марнила всё это казалось почти тишиной и покоем.
Я легла, не раздеваясь до конца: слишком уставшая, чтобы заботиться о комфорте. Окно было затянуто инеем, и луна, пробиваясь сквозь тусклое стекло, ложилась на пол серебристым пятном. Ночь обещала быть холодной: в деревне говорили, что ближе к полуночи температура падает до минус десяти.
Я повернулась к стене и прижала ладонь к животу. Он будто тянул изнутри - не больно, но странно. Я не хотела думать о причине, но пальцы всё равно не отрывались, будто проверяли: там ли ещё эта слабая тяжесть.
За спиной слышались шаги. Данир ходил по комнате неторопливо, но тяжело, словно каждый его шаг вдавливал доски в пол. Я слышала, как он останавливался у стола, как перекатывал в пальцах кубок, потом снова отставлял его на место. Он не спешил ложиться. Наверное, думал о чём-то своём. Иногда я чувствовала на себе его взгляд, хотя спиной повернута к нему. Между нами стояла тишина, густая, как холодный воздух за окном.
- Тебе холодно?
Я вздрогнула.
- Нет… просто не спится.
Я не обернулась. Не хотела ловить его взгляд, этот слишком внимательный, режущий. Вместо этого сильнее прижала руку к животу, хотя понимала: именно этот жест может выдать меня больше всего.
Шаги возобновились. Данир прошёл к окну, постоял у него, потом вернулся к кровати. Я слышала, как он остановился почти рядом - настолько близко, что чувствовала его дыхание.
Я нарочно сосредоточилась на мелочах: на узоре трещины на потолке, на шорохе ветра за окном. На чём угодно, только не на том, что внутри меня. Но пальцы продолжали сжимать ткань платья внизу живота.
И в этот момент мне показалось, что он смотрит именно туда. Будто для него я прозрачна, и каждый мой жест, каждое дыхание выдает больше, чем слова.
Глаза Данира скользнули вниз - туда, где я крепко прижимала пальцы к животу, - и задержались. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но в этом безмолвии таилась угроза. Не прямая, не высказанная, а тихая, давящая - как предчувствие приговора, который ещё не произнесли, но который уже решён.
Я поспешно отвела взгляд, но было поздно: холодная тяжесть его глаз осталась внутри, будто он оставил метку. Казалось, ещё секунда - и он скажет вслух то, о чем я сама боялась даже подумать….
25 ноября - крепость Курандар.
В этот раз мы ночевали в старой крепости. Каменные стены тянулись к потолку сырыми серыми полосами, воздух пахнул плесенью и смолой. За окном виднелись облупленные башни, и редкий ветер гнал за их зубчатые края снег. Доски пола скрипели под каждым шагом, и звук отдавался по пустым коридорам, будто сама крепость дышала вместе с нами.
В маленькой часовне, куда я пробралась ненадолго, кто-то оставил сухие цветы. Я осторожно коснулась лепестков - они рассыпались в пыль между пальцев. Хрупкость этого мгновения и ощущение утраты усилили внутреннюю тревогу.
Данир стоял у дверного проёма, не делая ни шага вперед, но наблюдая. Его взгляд был тяжёлым, изучающим, будто он хотел понять, что я ищу здесь, среди пыли и забвения. Я сразу отвернулась, но всё равно ощущала его присутствие - оно давило и согревало одновременно.
- Эти цветы… напоминают о том, что я сделал ради спасения страны. Время не щадит никого.
- Грызешь себя спустя столько лет. Стоит ли оно того?
- Ты не теряла близких тебе людей. Не видела их смерть, не убивала собственными руками родного тебе человека.
Я промолчала, не поднимая глаз. Но внутри что-то сжалось: в этом маленьком, почти забытом месте, среди рассыпающихся лепестков и запаха старого дерева, мы оба чувствовали то, что нельзя было сказать словами.
Он сделал шаг назад и остался у выхода, позволяя мне быть одной с мгновением, но его тень всё равно висела рядом. Даже среди пустой часовни, среди холодного света луны, я ощущала, как он пытается проникнуть сквозь мою стену молчания.
Я думала о том, сколько ещё таких крепостей пройдём, сколько дней впереди, сколько шагов до того, как я окончательно стану «той, кем должна быть». Но тревога смешивалась с удивительной осторожной надеждой - словно кто-то невидимый бережёт меня среди этих каменных стен и холодного ветра.
Спустя некоторое время мы все же вернулись, я медленно прошлась по комнате, держа руку на животе, словно там хранилась половина моего существа. Пальцы сжимали ткань платья, и каждый раз, когда Данир делал шаг рядом, я ощущала его тень, тяжесть дыхания, даже когда он не говорил ни слова.
Он заметил, что я держусь за живот. Не спросил, не сделал замечания, просто прошёлся вокруг меня чуть ближе, когда я подходила к окну, и на мгновение его плечо почти коснулось моего. Я отвела взгляд, сердцебиение забилось быстрее. Было странно - ощущать одновременно тепло рядом и холод чуждости.
Данир тихо поставил на стол рядом кружку горячего настоя, едва слышно скрипнув деревянной крышкой. Его руки дрожали не так, как у обычного человека, а тихо, сдержанно, будто он боялся сделать лишний жест. Я заметила это. Он сел на стул у камина, не отводя взгляд от меня, но не открывая своих мыслей - его внимание было мягким, но строгим, почти невидимым.
Я легла на кровать, снова держа руку на животе, и пыталась сосредоточиться на трещинах на потолке, на снежных заносах за окном, на слабом свете фонаря, пробивающемся через щели. Но мысли снова возвращались туда, внутрь меня, к новой жизни, о которой ещё никто не знал.
Данир поднялся, когда я почувствовала холод от оконной рамы, и медленно подошёл ближе, наклонившись, чтобы поправить край пледа на моих плечах. Его движение было почти невидимым, но я почувствовала, как тепло прошлось по спине. Он не сказал ни слова. Только тихо прошёл вокруг, будто проверяя, всё ли в порядке, а потом сел рядом на край кровати.
Я слышала, как его дыхание ровно ложится на шум крепостного ветра. Он не касался меня, но я ощущала его присутствие так, будто он старался быть рядом без вторжения, пытаясь понять, что я чувствую.
- В старых крепостях ветер всегда бьёт сильнее, чем за стенами.
От его слов я слегка сжалась в клубок.
- Не стой на сквозняке.
Я кивнула, продолжая держать руку на животе. Его слова звучали не как приказ, а как осторожная забота, почти незаметная. Он снова поднялся, чтобы пройтись по комнате, и на мгновение взгляд его коснулся меня. Не грубо, не требовательно, а так, словно он хотел увидеть меня настоящей, а не той, кем все считают.
Снаружи снег снова лёг белым покрывалом на башни и стены крепости. Внутри было тепло от камина, но холод от неизведанного будущего всё ещё скользил по моим костям. Я прижала ладонь к животу, и в груди забилось то чувство, которое нельзя назвать страхом или радостью - смесь тревоги, ожидания и странного облегчения, что кто-то, пусть и в своей суровой манере, старается быть рядом.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления