24 Февраля - Прошло 52 дня с моего заточения в так называемой «Клетке».
«Кто бы мог подумать, что со мной такое случится? Никто…. Ни я сама, ни те, кто знал меня в том мире. А этот мир… разве он не тот самый ад, о котором шёпотом говорят люди у костров? Насилие, жестокость, избиения - каждый день здесь словно пытка, и конца ей не видно. Я всегда думала, что ад - это что-то далёкое, из сказок или страшных чужих историй. Но теперь я живу в нём. Ад - это стены, где тебя ломают каждый день. Ад - это руки, которые хватают и тянут. Ад - это смех тех, кто наслаждается твоей слабостью. Насилие, жестокость, избиения… здесь это не исключение, а правило. Я стала вести записи - о каждом издевательстве, о каждой боли, о каждом вопросе, на который у меня нет ответа. Может, это для того чтобы не сойти с ума, может, чтобы хоть где-то говорить то, что у меня отняли. Они хотят, чтобы я рассказала им о Далии, о том, что ей известно. А я ничего не знаю. И всё равно бьют, всё равно тянут, всё равно кричат. Настоящая Далия? Где она? Она просто молчит. За всё это время не сделала ни единого шага. Смотрит, может быть, но ничего не делает. И от этой мысли мне ещё тяжелее: я умираю каждый день, а она - безмолвная тень. Мы обе пленницы, только вот… у каждой своя клетка. Так прошло около шести недель, как один бесконечный день. Плод развивался, руки со временем стали сами к нему тянутся, чтобы защитить от какой-либо боли. Я не выбирала этого, но сама рука снова и снова тянется и гладит его, будто инстинкт сильнее любого страха. Я могу молчать под ударами, могу упасть на холодный камень, но стоит лишь подумать, что боль может коснуться его - и сердце разрывается. Мать всегда переживает за ребёнка сильнее, чем за себя. Я чувствую, как он есть, как он тянет из меня силы. И каждый раз, когда к животу приближается чужая рука, когда рядом с ним мелькает опасность, у меня внутри всё переворачивается. Я решилась дать ему имя - Авир. Оно лёгкое, как дыхание, как глоток свободы в этой каменной клетке. Рано зарекаться о будущем, но я держусь за это имя, словно за обет. Я говорю его шёпотом, будто это заклинание, которое может защитить. Авир… думаю, он будет красивым мальчиком. Может быть это девочка? Может…. Но я хотела бы сына… а потому дала плоду мужское имя. Единственная ниточка надежды, как якорь, что не даёт мне окончательно сойти с ума. Я повторяю его про себя, пока кровь стекает по губам.
Иногда мне страшно. Что, если они заберут и его? Что, если он никогда не появится на свет? Тогда всё это - зря. Все побои, все крики, всё терпение. Тогда останется только пустота.
А если я потеряю это…. - я потеряю себя окончательно».
В комнату вошёл Данир - рукава закатаны, волосы стянуты в хвост белой лентой. Его шаги звучали громко как приговор, который он приносил мне изо дня в день.
- Ты готова?
- А у меня есть иной выбор?
Голос мой сорвался, как треснувшая струна.
- Как приятно.
Он подошёл к середине комнаты, сел напротив - на уровне моих глаз, возле стула, на котором я сидела связанная, полуобнажённая, с опущенной головой.
- Нравится?
Я медленно вытянула руки вперёд - звенели цепи, как хрупкий колокольчик.
- Твой внешний вид как Императрицы меня не устраивает.
Данир произнес это с холодом, не сводя с меня взгляда.
В груди что-то болезненно кольнуло: я жаждала хоть какого-то внимания от этого человека, хоть тени той близости, что можно было бы назвать человеческой.
- Но ведь ты сам этого добился. Чего же нос воротишь?
- Язык все так же остр.
Усмехнулся он, наклоняясь чуть ближе.
- А ты все не оставляшь надежд.
Я улыбнулась - устало, криво, больше себе, чем ему, и слегка согнулась, словно защищаясь от того, чего не могла назвать.
- Что на этот раз?
- Толкнулся.
- О чем ты?
Данир поднялся с колен и медленно подошёл ко мне. Его рука, тёплая и уверенная, подняла мой подбородок. Взгляд - холодный, но в нём на мгновение мелькнуло что-то чужое, живое. Приблизившись ко мне, он протянул руку к животу.
- На тебя реагирует.
Я тихо прошептала, не убирая улыбку с лица.
- Почему не сказала?
Я горько усмехнулась:
- Данир, меня заперли и спрашивают об умершем человеке, не беспокоясь о моем состоянии. Только наобород… подвергают наказаниям, которые «Так характерны для собак».
Его пальцы отпрянули. Он снова присел, глядя снизу вверх, будто изучал меня как вещь, а не женщину.
- Так и будешь молчать о Далии?
- А что? Мне полагается снисхождение только потому, что я ношу ваше дитя?
- Юна!
- Что? Я сказала что-то не то? До этого тебе было плевать на меня! Как только ты узнал, что я вынашиваю ваше дитя - сразу невинным стал?! Испортил все, что мог! Кому станет после этого легче? Хочешь вернуть все назад? Будь так добр!
Он молча поднялся, подошёл ко мне сзади. Щёлкнула цепь на шее, на ногах, потом - на руках. Свобода пахла ржавым железом и страхом.
- Что задумал?
- Вставай.
- Ах да, точно…. Точно ты же только допрашиваешь. Не знаешь ведь, что ног я теперь не чувствую.
- Захочешь - встанешь.
Данир развернулся и вышел, оставив за собой тишину.
- Авир… Ты чью жопу собрался спасать? Свою или мою?
Малыш вновь толкнулся.
- Подлиза.
Медленно я поднялась со стула, но мир перед глазами расплылся. Воздух стал густым, как дым, и заструился в лёгкие с горечью. В ушах зазвенело.
Ноги подкосились, а пол вдруг дрогнул - не вниз, не вбок, а будто потянул меня к себе, всасывая, как трясина. Из-под ног поднялся тихий гул, похожий на дыхание. Тьма медленно поднималась по щиколоткам, по коленям - липкая, холодная, будто живая.
Я успела только обхватить живот, прежде чем всё вокруг начало рушиться, расползаясь на черные волны.
Меня втянуло в пасть, без дна и конца. Последнее, что я услышала, стал глухой удар - будто что-то тяжёлое упало на каменный пол.
…А потом - тишина.
Когда я очнулась, Я не понимала, где нахожусь, и что происходит. Всё вокруг было слишком реально для сна и слишком страшно для яви. Вокруг не было ни пола, ни потолка. Только чёрное пространство, тягучее, вязкое, как будто воздух можно было потрогать руками.
Медленно, словно крадущаяся тень, я сделала несколько шагов. Впереди проступили двери - несколько деревянных полотен, высоких, с облупившейся поверхностью, покрытых серым, тусклым лаком. Они выглядели так, будто веками стояли в сырости и молчании.
Подойдя ближе, я протянула руку и толкнула одну из них. Сначала тихий скрип, будто кто-то за дверью вздохнул. Потом - дрожь. Полотно содрогнулось и начало распадаться прямо у меня на глазах. Щепки и осколки древесины не упали на пол, а взметнулись вверх, взорвались облаком и превратились в чёрных воронов.
Они закружили вокруг меня, их крылья хлестали по воздуху, когти царапали пустоту, а карканье било прямо в виски. Я закрыла уши, но всё было бесполезно - этот звук шёл изнутри, из самой меня. Вдруг вороны сорвались в сторону, и в одно мгновение меня поглотило ослепительное белое пространство.
Я моргнула. Передо мной уже стояло нечто другое. Пространство изменилось, словно меня вырвало из одной реальности и швырнуло в другую. Передо мной высилась Церковь. Та самая, где я уже бывала вместе с Далией. Место, которое слишком часто появлялось в наших встречах.
Холодный камень под ногами, запах ладана, приглушённый свет из ниоткуда. Я знала каждую колонну, каждый витраж. Но всё равно сердце сжалось, будто я оказалась здесь впервые.
И тогда я увидела её. Напротив меня стояла Дева Мария. Такая же, как всегда - белая статуя с опущенными руками. Только… я бы поклялась, что в этот раз она смотрела прямо на меня.
Я осторожно сделала шаг вперёд. И в тот миг голос пронзил тишину:
- Точка не возврата.
Я застыла. Кровь похолодела. Мои глаза расширились, я не могла вымолвить ни слова.
- Точка… не возврата?
Ошарашено я стала осматривать церковь. Тени вокруг дрогнули, будто ожили. Ведь этого не может быть. Ведь статуя не смогла бы вымолвить и слова.
- Но почему?.. Мне сказали… мне обещали, что я смогу вернуться…
Я резко повернулась к статуе. И тогда меня пробрал настоящий ужас.
Её каменное лицо изменилось. Уголки губ приподнялись. Она улыбалась. Нет - не улыбка матери, не улыбка утешения. Усмешка. Холодная, чужая, будто кто-то другой прятался под её маской.
Моё сердце заколотилось, грудь сдавило, как будто стены церкви надвинулись на меня. Я сделала шаг назад - и почувствовала, что пол под ногами дрожит, будто готов обрушиться.
- Как… это? Мария ведь не имела таких эмоций минуту назад!
Я стояла напротив статуи Девы Марии. Молчаливая, неподвижная, она будто выросла из каменного пола. Но чем дольше я смотрела, тем больше внутри нарастала дрожь. Лицо… оно было слишком знакомым.
Я рассматривала его снова и снова - и понимала: сходство с Далией. Это было не просто сходство - это был намёк, отражение. Красивая. Совершенная. И чужая.
Я медленно подняла руку, провела по её щеке. Холодный мрамор, гладкий и скользкий, как лёд. В пустой церкви моё движение звучало, как удар колокола.
- Ответь же, чего же ты здесь ждёшь? Наверное, ребенка, который вот-вот родится?
Я замерла.
- Авир... Мост между моим прошлым и настоящим. Мост между мной и Далией.
В этот миг в зале стало холоднее. Воздух будто уплотнился, как перед грозой, а за витражами промелькнула тень чёрных крыльев.
Мне стало больно смотреть на Марию - или на ту, кто скрывался за её обликом. Казалось, что она ждёт нашего ребёнка, вынашивает его внутри себя. Невозможно. Но взгляд, обращённый вниз, был таким - терпеливым, выжидающим.
Я медленно потянулась к её каменным губам. Была жажда - жажда увидеть, как они дрогнут вновь, хоть на миг. Как дрогнет холодная маска. Но этого не произошло.
Я смотрела на них всё дольше. И чем дольше - тем сильнее внутри росла эта странная тяга. Мои пальцы дрожали, когда я коснулась губами ее мраморных губ. Они были ледяные, как осколки льда.
И вдруг… мне показалось, что что-то дрогнуло. Не мрамор - пространство.
- Скажи мне…правду, от которой станет намного больнее.
Мои слова отскакивали эхом, но это эхо звучало иначе, чем мой голос.
- Далия бросила меня… не захотела возвращаться обратно, к себе домой. Может, она была заодно с Даниром?..
Я ждала хоть малейшего движения, малейшей реакции.
Статуя просто стояла. Слушала. В её молчании было больше осуждения, чем в словах.
- Значит… я здесь застряла.
Я закрыла глаза, почувствовала, как белые витражи церкви темнеют, становясь чёрными, как уголь.
- Точки возврата нет… и не будет. Я только трачу время зря, находясь в этом пространстве с тобой.
На этих словах пол под ногами стал холоднее, тише. Я ощутила запах ладана, перемешанный с гарью. Казалось, что каменные губы, к которым я тянулась, вот-вот разожмутся - и скажут что-то. Но они не говорили. Только тонкая трещина появилась на их поверхности, как если бы мрамор улыбнулся ещё шире.
Убрав руку с её лица, я опустила взгляд на пол. Каменные плиты под ногами будто дышали холодом. Сделав шаг назад, я повернулась к статуе спиной - просто чтобы не видеть больше её улыбки.
И вдруг… я услышала тихое, звонкое хихиканье.
Детский смех. Не громкий, но такой отчётливый, будто кто-то стоял совсем рядом.
Я резко обернулась. Церковь исчезла.
Белое пространство вытянуло из меня дыхание, оставив только звон тишины и собственное сердцебиение. Воздух стал плотным, как стекло. И в этой хрустальной пустоте я увидела движение - ребёнка. Только шаги детского силуэта нарушали эту глухую тишину.
- А…Авир?..
Сначала я подумала, что мне мерещится - слишком маленькая фигурка, слишком нереальная. Но чем ближе он подходил, тем сильнее внутри всё ломалось.
Мальчик. Совсем ещё кроха, лет двух, не больше. На нём белая, слегка свободная рубаха, подчёркнутая алым ремешком у пояса, и простые красные брюки. Волосы - длинные, чуть ниже плеч, густые, тёмно-красные, будто отблеск закатного солнца или кровь, подсвеченная золотом. Они мягкими волнами падали на лоб, закрывая часть лица, и от этого взгляд становился ещё более притягательным.
А глаза… Боже, глаза. Правый - небесно-голубой, светлый, почти прозрачный, как утро в горах. Левый - жёлтый, яркий, как сполох в полумраке, будто светящийся изнутри. В этом разноцветье была жуткая гармония: два мира в одном ребёнке, два начала, два выбора. Я не могла оторваться.
Взгляд у него был не детский. Суровый, прямой, как у Данира, будто этот малыш уже знал цену словам и поступкам. Но в этой суровости теплилась странная нежность - от матери, от Далии. Он смотрел так, будто видел меня насквозь: строгий судья и в то же время тёплый, ласковый ветер.
Имя его - Авир. Я будто услышала его внутри себя, до того как он открыл рот. Авир… в нём было дыхание, лёгкость, глоток жизни - и одновременно хрупкость, мгновение, что может разбиться, исчезнуть в одно касание. «Хрустальный миг» - моё сознание само выдало это сравнение. Он и был им: ветер, сильный и упрямый, но в то же время стекло, прозрачное, отражающее лица родителей.
Я стояла перед ним, не в силах двинуться. Сердце колотилось, как будто я впервые увидела не ребёнка, а саму истину.
Он остановился в паре шагов от меня. Скрестил маленькие ручки на груди, как взрослый, как отец. Губы дрогнули, но слова он так и не произнёс - не понадобилось.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления