1 декабря - степи Ульсарда
Мы едем уже десятый день. Степь вокруг - бескрайняя, только ветер и снег. Холод пронизывает до костей, и кажется, что земля и небо слились в одно серое пространство.
Иногда мне мерещится дыхание ребёнка рядом, хотя рядом - пустота. Смотрю на следы в снегу - только наши колёса и копыта лошадей.
В придорожной деревушке женщина, закутанная в семь платков, уставилась на меня странным взглядом.
7 декабря - перевал Джарил
Переход через Джарил был тяжёлым. Снег под колёсами достигал почти оси повозки, и одно колесо треснуло. Я наблюдала, как мужчины из команды спешно подставляют подпорки, скобят металл и дерево, а в сердце моём росла тревога: каждый звук казался предвестником беды.
Ночевали в полуразваленном постоялом дворе. Деревянные балки скрипели под ветром, и каждый звук в тишине ночи казался громом. Я всё чаще просыпаюсь ночью - в ушах будто звучит плеск воды. Это чувство тревоги смешивалось с усталостью, и я не могла понять, где сон, а где реальность.
Снег, ледяные камни, ветер - всё это не только физические препятствия, но и отражение внутреннего состояния.
12 декабря - город Харагальзад
Наконец мы прибыли в город. Харагальзад шумный, яркий, полный караванов, торговцев и криков лавочников. Базар пестрит тканями всех цветов радуги, блестящими камнями, амулетами и мелкой яркой посудой. Воздух пропитан запахами пряностей - гвоздики, имбиря, корицы - смешанными с дымом печей и ароматом свежего хлеба. Каждый звук, каждый цвет казался слишком резким после бесконечных степей и снежного перевала.
Я остановилась у прилавка старика, который продавал амулеты. Его взгляд сразу зацепил меня - глаза, будто читающие не только внешность, но и скрытые тревоги. Не спросив имени, он протянул амулет из яшмы с гербом Далларии.
- Возьми, лишним не будет.
Мужчина произнес тихо.
- Может, кто откликнется на твои страдания.
Я слегка вздрогнула. Его слова прозвучали как странный, тонкий отклик на мою внутреннюю пустоту. Казалось, старик видел не только меня, но и ту, кто живёт во мне скрыто.
- Но… как вы…?
Вырвалось у меня, хотя я понимала всю нелепость вопроса.
- Разве по девушке не заметно её состояние?
Произнес старик, подняв на меня взгляд. Он протянул амулет ближе, и я почувствовала лёгкую дрожь от неожиданной заботы.
Он оглядел меня ещё раз, буркнул себе под нос:
- Худая, не ешь, не пьёшь, даже с мужем приехала - а идиллии нет….
Я взяла амулет. Тяжесть и тепло камня в ладони казались неожиданно утешительными.
- Не создавай толпу, да и муж скоро рыскать будет. Не мешай продаже, уходи.
Встав со стула, старик начал размахивать руками, словно отталкивал от предстоящих неприятностей, которые я могла создать.
Маленькое сокровище стало якорем, точкой опоры в хаосе последних недель - в тревоге, усталости и чувствах, которые так сложно было уложить в слова.
- Спасибо…
Убрав руки за спину, старик кивнул.
За весь день Данир не отпускал меня от себя. Его присутствие было почти физически ощутимым: вежливость и внимание стали плотными, как невидимая сеть, в которой я одновременно защищена и зажата. Я чувствовала этот контроль и одновременно странное спокойствие - будто его взгляд был защитой и одновременно напоминанием о невозможности быть свободной. Я улыбнулась себе про себя, понимая, что за этой заботой скрывается что-то большее, чем простая вежливость.
Город шумел, базар жил своей жизнью, но внутри меня звучал тихий отклик на чужую заботу, на тепло старика и на молчаливое внимание Данира. В этом хаосе я впервые за долгое время почувствовала, что даже среди людей и огней можно найти маленький островок, где тревога и усталость сменяются ощущением - что я здесь не одна.
19 декабря - устье реки Саларт
Мы остановились у ледяной реки. Вода медленно текла, словно тая от холодного ветра, отражая серое небо и ледяные кромки берегов. Красота места была обманчивой: скользкие камни, внезапные промоины и волки, бродящие по ночам, делали остановку опасной. Ветер свистел сквозь редкие кусты и заснеженные холмы, заставляя меня зябко прижиматься к пальто.
Я плохо спала. Сны были странными, почти живыми. Маленький мальчик с янтарными глазами приходил ко мне снова и снова. Его взгляд был глубоким, а прикосновения - мягкими, но тревожными, будто пытался напомнить мне о чём-то важном, о чём я сама не могла вспомнить…. Каждое касание оставляло странный холодок и одновременно тёплое чувство: тревогу и нежность одновременно.
Когда проснулась, слёзы катились по щекам сами собой. Я не понимала, откуда они. Может, это было чувство утраты, а может - страх перед тем, что ещё впереди. Тревога переплеталась с почти болезненной нежностью: словно я потеряла что-то важное, чего никогда не имела. Слёзы оставляли пустоту внутри, но одновременно ощущение, что этот мальчик - символ чего-то неуловимого, чего нельзя вернуть, но что оставляет след на сердце.
Я долго сидела у реки, наблюдая, как ледяная вода медленно течёт мимо. Ветер срывал снежинки с кромок, и каждый звук - скрип снега под ногами, треск ледяных кусков - казался мне значимым, словно мир пытался мне что-то сказать. И где-то в этой тишине, среди тревоги и красоты зимнего пейзажа, ощущение утраты становилось почти осязаемым, как лёгкий, но неотступный холод на коже.
26 декабря - крепость Эзкал, вечер
Данир уехал на встречу с офицерами. Меня оставили под охраной двух взрослых стражников - не молодых парней, а крепких, суровых мужчин, привычных к дисциплине и порядку. Они шли рядом, будто две каменные стены, но давали мне немного свободы: позволяли задерживаться у лавок, останавливаться, рассматривать, почти будто доверяли.
Иногда мне даже казалось, что я гуляю с отцом. Их взгляд не был суровым до жестокости - скорее строгим, как у человека, который присматривает за дочерью, оберегая от посторонних взглядов и чужих прикосновений. Эта мысль почему-то согревала.
Я несколько раз угощала их сладостями - медовыми орешками, тянучками из фруктовой пастилы. Они отнекивались, бурчали, будто так «не положено». Но всё же брали, когда я протягивала настойчиво, и ели так, будто смущались. Их молчаливая преданность в тот момент стала мне ближе, чем все разговоры за последние дни. И от этого мне, правда, было весело. Я ловила себя на том, что смеюсь - искренне, негромко, но от души.
Базар жил своей непринуждённой жизнью. Палатки переливались разноцветными огнями, гирлянды сплетались через ряды, как светящиеся ветви, соединяющие всё вокруг в единый узор. Продавцы наперебой окликали прохожих, расхваливали товар, смеялись и спорили друг с другом. Один показывал мне яркий камень, другой предлагал шаль с золотой нитью, третий суетливо раскладывал передо мной амулеты.
Звуки смеха и торговых выкриков сливались с тихим звоном колокольчиков, с лёгкой мелодией флейт. В воздухе висел запах пряностей и сладкого вина, дымка печей тянулась лёгкими струями, смешиваясь с морозным воздухом.
Я шла медленно, останавливаясь у каждой палатки. Иногда тянулась рукой, чтобы коснуться чего-то гладкого или тёплого от печи. Внутри появилась непривычная лёгкость - даже улыбка, тихая, почти незаметная, скользнула по лицу - маленькая искра радости в тяжёлых днях пути. Казалось, на мгновение я могла забыть обо всём, кроме цвета и света, звука смеха и движения людей вокруг которых жизнь продолжалась, несмотря на мои внутренние тревоги я смогла насладиться этим.
Смотря на всё это, я вдруг почувствовала, как внутри меня разливается странное чувство. Что-то между лёгкой радостью и болезненной ностальгией. Я улыбалась людям, протягивала монету за безделушку, смеялась над шуткой торговца - и в этот миг могла почти забыть обо всём, что жгло изнутри.
Я вдруг поняла, что смех здесь звучит по-настоящему. Живой. Он возвращает мне ощущение нормальной жизни - той, где я могу просто гулять по вечернему базару, смеяться над упрямством стражников, вдыхать запах корицы и слышать звон гирлянд над головой.
Я улыбнулась шире. Наверное, впервые… за долгое время.
В какой-то миг, когда мои пальцы коснулись красного шелка, расшитого тонкими восточными орнаментами, я почувствовала его взгляд. Ткань струилась в ладонях мягко, почти живо, и торговец развернул передо мной платье - яркое, словно пламя, с золотыми нитями, переплетёнными в узоры.
Слишком яркое для меня. Слишком чужое. Я невольно задержала дыхание, и именно тогда вдоль спины пробежал холодок.
Сначала - лёгкое ощущение, будто кто-то смотрит слишком пристально. Затем - тепло, внимательное, давящее, как дыхание невидимой тени за моими плечами.
Я не обернулась - и всё равно знала: Данир стоит где-то на краю базара. Он не вошёл в сам базар, не подходил - он просто наблюдал со стороны. Не навязчиво, не требовательно, не подовал знаков, не требовал внимания. Просто смотрел: на мой взгляд, на улыбку, на движения. В этом молчаливом внимании было странное чувство - будто он пытался прочитать каждый жест, каждую мелькающую эмоцию.
Я наклонилась над столиком, рассматривая узоры из золотой нити. Лёгкий ветер шевелил гирлянды, и свет танцевал по её прозрачной поверхности. На мгновение я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Этот момент был живым - настоящий, нежданный островок нормальности. И где-то в тени, я знала, его глаза не оставляли меня ни на секунду.
Я чувствовала смешение тревоги и странного облегчения. Он рядом, но не давит, не контролирует, не требует. Просто наблюдает. Просто старается увидеть не «Императрицу», не роль, не маску, а меня. Настоящую.
Так мне казалось…
Красное шелковое платье мягко струилось по рукам пока я рассматривала каждый шов, словно языки огня, вплетаясь в узор гирлянд, развешанных над головами. Их свет скользил по ткани, отражаясь золотистыми бликами. Задержав взгляд на платье я снова улыбнулась - чуть шире, чуть увереннее.
- Будете брать?
- Не думаю, что оно мне подойдет. Иногда то, что прекрасно не всегда должно кому-то принадлежать.
Убрав руку с прилавка, мы продолжили идти вдоль базара. Стражники шли чуть позади, следя за безопасностью, но не вмешиваясь в этот тихий магический танец света, жизни и тайного внимания. Базар, огни, огненные гирлянды - всё это, кажется, прожигало холодные стены крепости, делая вечер мягче, теплее, живым.
И только там, среди запаха пряностей и свежего хлеба, среди смеха и переливов фонарей, я ощущала его внимание как невидимую защиту: не приказ, не контроль, а тихое присутствие, которое давало силу быть собой, пусть на короткий миг.
За все проведенное время я так и не обернулась. Даже если бы взглянула - скорее всего, он бы быстро растворился в толпе, как мираж, оставив меня лишь с холодным воздухом и пустотой. Но ощущение присутствия Данира согревало и тревожило одновременно. Мир вокруг был живым и ярким, а он тихо следил, не вмешиваясь, позволяя мне быть самой собой, хотя и под его скрытым наблюдением.
Толпа жила своим ритмом, но вдруг я уловила странный сбой - как будто смех стих, шаги стали чуть быстрее, звуки вокруг слились в гул. Теплый свет фонарей резче скользнул по лицам. В груди неприятно кольнуло, но я не успела осознать - чей-то голос разорвал пространство:
- Императрица!
- Что?
Чья-то рука резко схватила меня за запястье, увлекая вглубь людского потока. Всё вокруг вспыхнуло ярче, звуки сорвались в крик, а я успела лишь вдохнуть, ощущая, как хрупкий миг исчезает, словно пепел на ветру.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления