Онлайн чтение книги Столетняя война 100 Years' War
6 Где молчит река.

Всё слилось в медленный, ровный поток дней, скучных, почти обыденных. Всё, кроме одного: кровати.

Она стояла, как немой страж прошлого, напоминая, что это место не моё. Стоило лечь, как затылок пронзала старая боль. Будто что-то внутри отторгало меня, не позволяя погрузиться в покой. Я не знала, имею ли право это озвучить, пожаловаться или просто признаться. Всё вокруг казалось слишком привычным, слишком устроенным. Словно каждая вещь в комнате знала, как должно быть, и чувствовала фальшь во мне.

Я боялась нарушить этот порядок. Боялась проявить неосторожность, будто любой жест, не соответствующий прежней хозяйке, вызовет волну шёпотов за закрытыми дверями. Пока не было вестей от совета генералов, я просто старалась быть. Приспосабливалась к их миру, к их правилам. Притворялась тенью. Без прошлого, без нужды в будущем.

Поэтому я спала на полу. Тихо, скромно, в углу, облокотившись на холодную стену. Мягкий, пушистый ковёр становился моим утешением, почти ладонью, поддерживающей в ночи. И странное дело: там, среди шерсти и камня, сны были чище.

Спускаясь по винтовой лестнице, выточенной из серого камня, я ощущала прохладу, струящуюся по изгибам. Камень отдавал холодом сквозь тонкую подошву обуви, будто хранил дыхание всех, кто ступал по нему до меня.

Первый этаж встречал тишиной и сдержанным эхом шагов, отскакивающим от массивных стен. Несколько дверных проёмов вели в разные части замка. Один, с полуотворённой створкой, во внутренний двор. Другой, в кухню.

Там, среди булыжных стен, горели жаровни, отбрасывая неровные тени на потолок. Воздух был тёплым, пропитанным травами и дымом. Пахло тушёным мясом, свежей выпечкой и железом. В центре зала стоял тяжёлый стол с лавками по бокам. Массивный, будто вырезанный из той же скалы, что и стены.

Я привыкла приходить сюда дважды в день. И чем дольше оставалась невидимой, тем легче становилось. Здесь главенствовала Ада, грозная, плотная женщина с медными, вечно взъерошенными волосами, пахнущими жареным луком. Она рычала на всех, кто вторгался на её территорию, особенно на военных, крадущихся за едой, как воры. Служащим, вроде меня, доставалось меньше. Коричневая мантия делала меня частью фона. И хотя сердце под ней стучало громко, никто не смотрел в мою сторону.

Санни однажды посоветовала прикрыть волосы платком, туго обвязав его по кругу. Сказала, так я буду незаметнее. Я послушалась. В этом мире было слишком много вопросов без ответов. А пока я пряталась, я выживала.

Ада была женщиной около сорока. Её коричневая мантия, та же, что носили все служащие при замке, ничуть не скрывала главного: громкий голос, живой темперамент и привычку командовать котлами, людьми и временем. Она говорила так, будто всё вокруг принадлежит ей: сковороды, ложки, хлеб, стены кухни, даже воздух с привкусом лука и розмарина.

С её появлением любое утро наполнялось звуками. То смех, то ругань, то байки о рыцарях, магах и пирогах. И хотя я знала её всего несколько дней, казалось, она была здесь всегда. Не как повариха, не как служанка. Как дух этой каменной кухни. Её тепло. Её запах свежего хлеба. Я не могла представить это место без неё. Словно именно она удерживала здесь всё в равновесии. Именно она делала это пространство живым.

— На лечение? — переспросила я, хотя уже слышала ответ между строк. Он проскользнул в мыслях, как эхо. Просто хотелось подтвердить, что поняла верно.

Ада кивнула, не отрываясь от котлов, где бурлила похлёбка. Брызги пара обвивали её щёки, как тёплый туман.

— Да, — отозвалась она. — Маги, что впитали слишком много тьмы, нуждаются в очищении. Иначе частицы магии, проникшие в тело в бою, медленно прорастают, как сорняки. И тянут душу во тьму.

Я смотрела, как её руки ловко скользят от одной кастрюли к другой. Удивлялась, как буднично она говорит о таких вещах. Будто это не страшнее пересоленного супа.

— Говорят, на передовой стало по-настоящему опасно. Многие Хранители отозваны обратно, — продолжала она, приподнимая крышку варева и вдыхая аромат. — Теперь только в столице и крупных крепостях остались те, кто может исцелять. А тем, кто пробыл на фронте больше года, разрешено вернуться в столицу. На отдых и лечение.

Её голос затих. В кухне повисло шипение пара.

Потом она хихикнула, понизив голос до заговорщицкого:

— Хотя, как по мне, большинство выбирают не Хранителей, а плотские утехи. Ты бы видела их рожи, когда возвращаются. Словно пришли не боль лечить, а приключений искать.

Я невольно улыбнулась. Её болтовня была как укрытие от ветра. Простое, человеческое, тёплое. На миг забывалось, что где-то там — сражения, кровь и тьма.

— Плотские утехи? — переспросила я, будто усомнившись, правильно ли расслышала. Слова скользнули по слуху, как капли дождя по стеклу. Странные, неуместные, но вызывающе правдивые.

— Да, — подтвердила Ада. — Когда тело мага наполняется наслаждением, любовью или простым блаженством, мана концентрируется, освобождается, очищает. В этот момент душа и плоть сливаются. Они насыщают кристалл внутри, и он сжигает тьму, что проникла в тело.

Пока она говорила, её рука, как по команде, взметнулась с поварёшкой. Ловко выключила половину котлов. Тёплый пар осел на её лице, делая черты мягче.

— Так что есть два пути, — продолжила она. — Первый — через Хранителей, как через лекарей. Второй — через любовь, секс, плотское наслаждение. Называй как хочешь. Суть одна.

Она повернулась ко мне с видом, будто мы обсуждали рецепт рагу, а не магические методы очищения.

— Тебе большую или маленькую порцию сегодня?

Я хихикнула. Не от слов, а от её полной непринуждённости. Будто вся эта мистика слилась с кастрюлями, специями и жаром плиты.

— Как обычному голодному человеку, — ответила я слабо улыбаясь.

А внутри осела ещё одна крупинка истины. О магах. О природе их силы.

Позавтракав, я уже почти добралась до своей комнаты, когда луч солнца, отражённый в воде, вспыхнул в глазах. Мгновение — и всё внутри дрогнуло. Речка. Та самая. Она снова позвала меня. Словно память о свободе, едва коснувшейся моих пальцев и исчезнувшей.

Я медленно вышла во внутренний двор. Шла осторожно, будто могла спугнуть это тихое мгновение. Было пусто. Ни стражи, ни воинов, ни учеников с мечами. Только распахнутые двери, солнце, ветер и дразнящее мерцание воды.

“Всего на пять минут”- шептала я себе, будто оправдываясь. Никто не заметит. Сегодня все заняты.

Я всё так же смотрела на реку. Она блестела и будто вела за собой. А ветер, тянувшийся сквозь открытые ворота, звал не к бегству, а хотя бы к одному глотку вольного воздуха.

И я пошла. Туда, где, хоть на мгновение, я принадлежала себе.

Словно под чарами, не ведая воли, я вышла за порог. Трава у реки была усыпана бледными, ещё не раскрывшимися бутонами. Они дрожали от ветра, как и я, в предчувствии чего-то неведомого. Блеск воды звал сильнее. Как зов предков. Как эхо чужих воспоминаний, которых не должно быть во мне.

Я подошла к самой кромке. Сделала глубокий вдох. Свежесть пронеслась сквозь лёгкие. Будто сама река вплыла внутрь. Прохладная. Живая. В этот миг я почувствовала: я здесь. Я существую. Это не сон.

Я опустила ладонь в воду. Она была гладкой и холодной. И в то же мгновение я услышала детские голоса. Смех. Спор. Вздрогнув, я обернулась.

Возле небольшого строения, похожего на миниатюрный замок, трое детей — рыжая девочка и двое темноволосых мальчиков — о чём-то спорили. Они увидели меня. Наши взгляды пересеклись. И, как по команде, дети молча сорвались с места и скрылись в здании.

Остался только ветер. Он ласкал моё лицо, будто прощался.

Вокруг было тихо. Ни голосов, ни шагов. Лишь я, и река, и воздух, прозрачный, как утренний свет. Я стояла на берегу и дышала полной грудью. Будто впервые.

На миг исчезло всё. Страх, боль, сомнения. Даже имя, которое мне дали, растаяло где-то на задворках сознания.

Я не думала о побеге. Не думала о стенах и людях, что следят. Я просто стояла. Живая.

Словно впервые призналась себе: это не сон. Это жизнь. И я в ней есть.

— Тебе разве разрешили приходить сюда? — раздался грубый мужской голос.

Я обернулась на звук. На фоне утреннего света стоял он. Высокий, почти устрашающе внушительный. В светлых доспехах с тонкой резьбой и сияющими синими кристаллами. Будто сама магия пульсировала у него на груди.

Кожа чуть загорелая. Взгляд пронзительный. Тёмные брови сдвинуты. Черты лица резкие, правильные. Волосы коротко подстрижены. Он был как вырезанный из стали.

Он смотрел на меня, не мигая. Как на нарушителя.

— Тебе разве разрешили приходить сюда? — повторил он. Голос был глубокий и тяжёлый. Как шаг в пустом зале.

Свобода, что только что жила в груди, сменилась холодом настороженности.

Его красота не совпадала с резкостью. Будто само совершенство стало жестоким. За его спиной мелькнула Адель. Её фигура казалась ещё меньше рядом с ним.

Высокий, как башня. И такой же неумолимый.

Он был невыносимо красив. Не мягкой красотой. А той, что рушит волю.

— Что, прости? — переспросила я, не в силах отвести взгляд.

Он шёл ко мне. Шаг за шагом. С точностью хищника. Будто каждое движение уже было решено.

Я не двигалась. И вот он передо мной. Слишком близко. Мой взгляд упирался в грудь, покрытую изящными узорами. Кристаллы на доспехах светились, как дыхание магии.

Он молча поднял мой подбородок двумя пальцами. Движение было твёрдым. Почти грубым. Но не жестоким. Его кожа — горячая. Как камень, впитавший солнце.

— Почему ты тут? — спросил он. Голос стал ниже. Темнее. В нём звучала гроза.

И без предупреждения он коснулся моей губы. Один палец. Лёгкое, почти невесомое движение.

Но сердце споткнулось.

Я не знала — испугаться или дышать.

Время застыло. Воздух затаил дыхание. Его палец на моей губе был горячим, властным. Словно метка.

Я почувствовала, как становлюсь себе чужой. Словно кто-то другой дышит через меня. Будто это не я стою здесь, в его взгляде.

Я сделала шаг назад. Холод воды окутал щиколотки, подол мантии. Я вошла в реку. Легко. Бесшумно. Как будто так и должно быть.

Но взгляда не отводила.

Он смотрел на меня. И его лицо, только что безупречное, потемнело. В чертах застыла буря.

— Почему ты покинула свою комнату? — спросил он.

Голос был как раскат грома. Не крик. Но силы в нём было достаточно, чтобы сотрясти берег.

Он что-то коротко бросил Адель через плечо. Ни взгляда, ни жеста. Только холод приказа. Она сразу ушла в распахнутые двери.

Я слышала, как её шаги растворились за каменными стенами. Будто её и не было.

Он стоял, не двигаясь. Как скала, высеченная из света и гнева.

Его рука опустилась. Указательный палец вспыхнул серебристым светом. Словно пробудилась древняя магия. Свет был яркий. Чистый. Но не тёплый. Он тревожил. Как звезда на границе забвения.

Ветер прошелестел между нами. Тронул мои волосы. Обнял талию. Скользнул по шее. Я прикрыла глаза.

Этот ветер не пугал. В нём было что-то домашнее. Он не прогонял. Он звал.

Но мужчина не шелохнулся. Всё так же стоял. Холодный. Прекрасный. Его глаза смотрели прямо в душу.

Будто ждали. Не покорности. А правды.

Я произнесла тихо:

— Все заняты сегодня своими делами. Из-за возвращения солдат. Я просто хотела подышать. Посмотреть на реку.

Это была правда. Простая. Как вода у моих ног.

Мне нечего было скрывать.

Ветер, всё тот же, родной и живой, путался в моих волосах, шептал на ухо, касался щёк. Напоминал: я жива. Я здесь. Сейчас.

А передо мной стоял он. Мужчина, чья красота казалась безупречной. Словно вырезанной из самой сути порядка. Грозный. Молчаливый. Воплощение дисциплины и силы. И непонимания.

Он был чужим этому утреннему ветру. И всё же стоял в нём. Под тем же солнцем. В том же воздухе.

Краем глаза я заметила движение. У ворот показались две фигуры. Адель шла, как всегда, сосредоточенно. А рядом с ней — Санни. Маленькая. Смущённая. Будто случайно оказалась в центре чего-то слишком большого.

Они приближались.

— Ты должна быть в своей комнате, — его голос был как отточенный клинок. Холодный. Без тени сомнения.

Я нахмурилась. Внутри дрогнуло. Не от страха, а от непонимания.

— Это приказ? Или указ? — спросила я, поднимая на него взгляд. — Или я... заложница?

Он сделал шаг вперёд. Сапоги вошли в воду. Волна коснулась моих босых ног. Он был совсем рядом. Высокий, сильный. Мне пришлось поднять голову, чтобы встретить его взгляд.

— Ты должна быть в своей комнате. И спать, — повторил он. Грозно. Почти рыча.

Я не отступила.

— Я не воин, — сказала я. — И я не пленница.

Слова прозвучали странно. Но иначе я не могла выразить это чувство.

— Почему я не могу быть там, где хочу?

Он не ответил сразу. Ветер снова поднялся. Развеял мои волосы. Тронул край его мантии. Но взгляд остался неподвижным. Тёмным. Почти свирепым.

Мы стояли на грани. Между подчинением и свободой. Между тем, что сказано, и тем, что нельзя озвучить.

И тут в голову врезалась мысль.

Адель. Она слушается его. Подчиняется.

А ведь она — генерал.

Значит...

Сердце замерло.

Не может быть.

Он — Верховный Маг?

— Если бы ты была пленницей, — сказал он резко. Голос его был сухим. — Ты бы спала в сыром подвале. Среди плесени, что за ночь разъедает кожу.

Он снова поднял мой подбородок. Его палец скользнул по нижней губе. Остановился.

И всё во мне замерло.

— А ты спишь в мягкой постели. А под ногами у тебя ковёр, в котором тонут шаги.

Он наклонился ближе. Его светло-серые глаза сверкнули белым. Взгляд был холодный. Но внутри него пряталось нечто большее.

— Значит, ты не пленница. И не воин, — сказал он. — Но ты в моём доме. А значит, будешь жить по моим правилам.

Во мне поднялся немой протест. Но он уже отвернулся. Будто разговор был окончен.

Он бросил через плечо:

— Ты без памяти. Поэтому вернись. И ляг спать.

Не дожидаясь ответа, он резко повернулся к Санни.

— Проследи, чтобы девушка была в своих покоях.

Он пошёл прочь. Уверенно. Словно каждый шаг напоминал: это его земля. Его власть.

Я смотрела ему вслед. И только тогда заметила Адель.

Её лицо было непривычно мягким. Спокойным. Не гневным. Не колким, как раньше.

И именно это испугало меня больше всего.