Онлайн чтение книги Столетняя война 100 Years' War
8 Значит, не было важным

Утро окутало меня незаметно — как тонкий шёлк. Оно пришло с мягким светом, прохладой в воздухе и тем редким, почти невозможным спокойствием, от которого не хочется просыпаться. Я ещё не открывала глаз — будто боялась спугнуть хрупкое равновесие. Мышцы были расслаблены, дыхание — ровным, а тело... впервые за всё это время — в тепле и безопасности.

Это был не сон у холодной стены, не дремота на ковре. Это было нечто иное — будто кто-то соткал гнездо посреди каменного мира. Только для меня.

Я пошевелилась — и краем сознания уловила рядом живое, тёплое присутствие. Щекой коснулась чего-то обнажённого, надёжного. Медленно открыла глаза.

Передо мной — широкая грудь, прикрытая лишь распахнутой белой рубашкой. Я спала, прижимаясь к ней, как ребёнок, нашедший приют. А сильные руки обнимали — бережно, будто я могла рассыпаться. Удерживали. Не позволяли опуститься на пол.

Он сидел прямо на полу. Блейк. Верховный маг.

Прямая спина, упрямый профиль. На лице — след ночного напряжения. Подбородок склонён, дыхание ровное. Руки — всё ещё держали. Не отпускали. И я лежала у него на груди, словно так было всегда.

Я попыталась выскользнуть, понять, где я. Почему он... Но его руки только крепче сомкнулись, притянули ближе. Моё лицо снова уткнулось в его тёплую грудь. Он дышал спокойно — будто всё было на своих местах.

— Хорошо спала? — раздался ленивый голос с хрипотцой, будто он ещё не до конца проснулся. Его голова всё ещё покоилась на стене, глаза оставались закрыты.

Я молчала. Слов не было. Остатки вчерашней злости ещё бродили во мне — как дым после пожара. Но мягкость этого сна, его невозможная теп­лота, рассеивали её. Смущение поднималось от груди, путало мысли. Я не понимала, как так вышло — и почему моё тело не сопротивлялось.

Я снова пошевелилась, выскальзывая из его рук. Он не удержал — только чуть замедлил движение, и я мягко опустилась на ковёр. Прохладный, чуть шероховатый — он был мне почти родным. Земля под телом. Убежище.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, не поднимая головы.

Он провёл рукой по волосам, встряхнул их. Сухой, почти раздражённый жест.

— Помогаю тебе выспаться.

Он смотрел на меня так, будто искал на лице ответ, которого не находил. В его взгляде не было тепла. Только оценка. Хмурый, сдержанный — как будто я снова подвела.

— Тебе стоит переодеться. Потом поговорим.

Я не ответила. Просто встала, подошла к комоду. Нижнее бельё, коричневая мантия — всё на месте. Обычное. Ощущение привычного, которое вдруг казалось поддельным.

Я взяла вещи и направилась в ванную.

В голове — путаница. Лёгкое смущение, граничащее с неприязнью. Я не знала, что раздражает сильнее — его равнодушие или спокойствие.

— Почему ты не сказала, что не можешь спать? — Голос прозвучал у самой двери. Я вздрогнула.

На миг подумала, что он вошёл. Я уже стояла обнажённая.

Но он был за порогом.

Я торопливо натянула бельё. Вокруг талии прошёл лёгкий поток воздуха — тёплый, почти живой. Он скользнул по коже, коснулся волос, прошёлся по шее. Мягкий, осторожный. Почти… ласковый.

— Никто не спрашивал, — ответила я. — Все только твердят: «спи, спи». Даже ты.

Воздух становился гуще. Он будто гладил меня по спине невидимой ладонью. Я затаила дыхание.

— Какая у тебя магия? — спросил он всё так же тихо.

— Ветер, — отозвалась я. — А что?

Пауза.

— Просто интересно… откуда он в ванной, если окно закрыто?

Поток исчез. Словно унесло его вместе с вопросом.

Я надела мантию и повернулась к двери.

Он стоял в проёме, опираясь плечом о косяк. Высокий, почти касался верхней балки. Простая рубашка, немного растрёпанные волосы. И взгляд — как вопрос без ответа.

— Ты подглядывал? — спросила я.

Он улыбнулся. Насмешливо. Уверенно. Без стыда.

— Я единственный, кто знает тебя всю.

На его пальце вспыхнул серебряный свет. Ветер снова коснулся моих волос. Легко, как дыхание.

— Ты хочешь сказать, ты уже видел меня… голой? — Я не закончила.

— Да, — коротко подтвердил он.

Без намёков. Без двусмысленностей. Просто факт.

Во мне что-то дрогнуло. Не страх. Не стыд. Что-то другое. Глубже.

— Как много ты забыла? — Он вдруг изменился. В лице появилась сдержанность. Стало будто меньше света. Армейская привычка к дистанции.

— То есть… ты и я?.. — я замялась.

— Я — Верховный Маг армии континента.
Ты была волшебницей. Сильной.
Почти никто не знал о тебе — и это было важно.

Он замолчал. На мгновение.

Я не успела переспросить о степени нашей близости. Он подошёл ближе, словно шаг между нами был лишним. Наклонился к самому уху. Его губы прошли у самого края — как будто воздух между нами исчез. Я вросла в пол. Или наоборот — пол стал частью меня.

— «До имён, до песен, до звука —
была ткань.
Её ткали из молчания,
чтобы завернуть в неё свет,
слишком яркий для рассвета.»

Он говорил низко, почти шептал. Голос тёк по коже, как тёплая вода в утренней реке.

Я застыла. Словно внутри натянули невидимую струну — и она дрожала от одного только дыхания.

Он выпрямился и посмотрел на меня. Молча, спокойно. Я чувствовала — краснею. Горячо, как ягода под солнцем. Он видел моё смущение. Смотрел прямо, внимательно, будто ловил в чертах обрывки чего-то утраченного.

— Завернуть в неё свет? — повторила я.

Слова отозвались где-то в глубине — знакомые, но чужие. Как сны, которые рассказывают не тебе.

Он чуть откинулся назад, взгляд медленно скользил по моему лицу. Потом, устало, почти без интонации:

— Ясно. Ты забыла и это. Пойдём. У тебя много дел.

Он развернулся. Его шаги были тяжёлыми, уверенными.

— Ясно. Ты забыла и это. Пойдём. У тебя много дел.

Он развернулся. Его шаги были тяжёлыми, уверенными.

— Погоди, — прошептала я.

Он не обернулся. Но остановился.

Мне нужно было спросить.
С самого начала, с первого пустого вздоха — этот вопрос стоял, как кость в горле.

— Ты так говоришь со мной... Так прикасаешься. Словно уверен, что я — она. Та, что спала здесь. Что я не подделка.

Он стоял у двери, ладонь на деревянной створке. Его голос стал сухим:

— Это ты. Ты не подделка. Настоящая Биан. Просто ты всё забыла.

Я закрыла глаза, как будто это могло вернуть хотя бы образ. Хотя бы тень. Но нет.

— Прости... если я забыла тебя.

Слова вышли тяжело. Как кровь из слишком старой раны.

Я думала, он разочарован.
Думала — я подвела его. Я смотрела ему спину.

— Если ты смогла забыть — неважно. Из-за чар, или по иной, глубокой причине…
Это значит, я был не важен.
Магия не стирает то, что подлинно.
Не любовь.
Не боль.
Даже тьма — не способна на это.

Внутри родилась горечь. Медленная, вязкая.
Он — единственный, кто знал меня.
И всё равно… я забыла его.

— Мне жаль... Как давно мы знали друг друга?

Он повернул голову.
И в этом жесте — не взгляд, а вздох.
Почти неуловимая печаль, на секунду — в его плечах.

— С самого начала. - Блейк открыл дверь и вышел.

Я — задержалась. Потом двинулась за ним, сдержанно, будто тень

Я шла за ним, натягивая ботинки на ходу.
Пол под ногами был прохладным, каменным — будто сам дом не хотел запоминать тепло.

Он поднимался вверх — два коротких пролёта, и мы оказались в коридоре. Он шёл без оглядки. Ровно, точно. Пространство наверху раскрывалось, как книга, написанная под его руку.

Коридор был высоким. Не угрюмым — нет. Сдержанным. Пропорциональным его росту и шагу. Каждая дверь — выше обычной. Каждый проём — как рамка, вырезанная под его силуэт.

Это место знало его.
И принадлежало ему.

Он не шёл по нему — он вписывался в него. Как деталь в замке.

Он остановился у одной из дверей. Тяжёлая древесина, чёрный металл. Всё — как он. Без лишнего, но с весом.
Он открыл её без усилия.

За дверью — комната.
На первый взгляд — обычная. Но в тишине её был ритм: выдох, задержка, шаг.

Слева, у окна — стол. Два стула. Простые, будто для кратких встреч. Ближе к центру — длинная, обитая софа. Вокруг — четыре кресла. Мягкие, уставшие от чужих тел. На столе между ними — кипа бумаг.

Я прошла дальше. Справа — его письменный стол. Перегруженный бумагами, чернильницами, словами, что так и не стали письмами.

На стене над ним — карта.
Континент.
Цветные булавки вонзались в её плоть.

Я подошла ближе.
Север — белый, будто покрыт инеем.
Три башни. Люминерия — самая северная. Ниже — Эларион и Соларион. Они образовывали треугольник. Как древний знак.

Ещё ниже, почти в центре — Ветарион.
Город? Дворец? Сердце континента?

Под ним — Талассар.

А потом…
Дыхание сбилось.
Слово.
Ощущение.
Пустота.

— Это наш континент, — сказал Блейк. Он опустился в кресло, будто знал: сейчас начнётся.

— Приграничные замки: Эгидмар, Эмбегрот, Гальворок, Зерентус, Вельтион… Они держат оборону. Пока ещё держат.

Между нами и ими — тьма.
Не тьма цвета. Тьма смысла.
Выжженная земля. След. Печать.

С другой стороны — такие же пять замков.

Я провела пальцем по границе.

— Эшгольм, — продолжал он. — Харофан, Нексфира… Сайриос.

Они были в самом низу. Заснеженные.
Но внутри — не холод.
Внутри был страх.

Я стояла в тишине,
а внутри — воронка.
Слово, от которого задохнулась:

Война.

Как будто реальность наконец сказала своё имя.

Континент на карте выглядел как неаккуратный ромб. Смещённый, будто кто-то вонзил булавки вслепую, оставив линии стыдливо кривыми. По краям — острова. Мелкие. Разрозненные. Без имён. Как воспоминания, которые не успели стать чем-то значимым.

— Где мы сейчас? — спросила я, не отрывая глаз от карты.

В тот же миг по волосам прошёлся ветер. Тёплый, неровный. Как чья-то ладонь, от которой не осталось прикосновения.

— Ветарион, — отозвался он.

Голос пришёл ближе, чем я ожидала.

Я обернулась.
Он стоял совсем рядом. На груди — расстёгнутая рубашка, а под ней — знакомая поверхность кожи, на которой я недавно отдыхала в тишине.

Как я могла забыть его?
Вопрос крутился внутри.

— А если… что-то есть за пределами? Другие земли? Континенты?

Я спрашивала, глядя в его сторону, но взгляд скользил — по плечу, по горлу, по линии, где ткань заканчивалась.

Он не сразу ответил. Будто и сам пытался вспомнить. Или решил не врать.

— У нас не было времени. Война тянет всё к себе. Время. Людей. Намерения.

Он отвёл взгляд от карты. И задержал его на мне.

Я почувствовала, как что-то в его теле на мгновение подалось вперёд — едва заметное движение. Почти жест.

Он не коснулся. Но в его взгляде не было сдержанности.

Там было тепло.
И то, чего я не умела называть.

Я не знала, что сказать. Стояла молча, пока внутри что-то медленно сдвигалось.

Словно воздух менял направление.

В дверь постучали. Блейк сразу пошёл открывать — без колебаний, будто знал, кто стоит по ту сторону.

Первой вошла Адель. Её взгляд скользнул по мне сдержанно, почти презрительно. На Блейка она смотрела иначе — с недоумением, которое не нуждалось в словах.

Следом за ней — Нимор. Тихий, собранный. Как всегда.

Я... ждала. Инстинктивно. Без причин, без логики.
Эйрон должен был войти. Я чувствовала это. Как утро чувствует солнце за горизонтом.

Но после Нимора дверь закрылась. Плавно. Окончательно.

Все расселись. Мягкие кресла, низкий свет, шелест ткани. Блейк жестом пригласил меня присоединиться.

Я села. Но надежда — нет.
Она всё ещё стояла у двери. Ждала, что Эйрон вот-вот войдёт. Откроет. Скажет моё имя.

Тишина за порогом только подчёркивала её отсутствие.

— Ты ждёшь кого-то? — спросил Блейк. Голос был спокойным, но взгляд — прямым. Как приклад.

— Эйрон, — ответила я.

Имя повисло в воздухе.
Как звук, от которого никто не знал, что ждать.

Блейк посмотрел на меня чуть дольше. Потом его голос стал сухим. Сдержанным. Армейским.

— Он случайный свидетель. Не более. Ему вообще не положено знать о тебе.

— Но… — Я хотела что-то сказать. Защитить. Объяснить.

Но чем?

Я не знала ничего. Ни себя. Ни его. Ни Эйрона.

— Это не обсуждается, — отрезал он.

Слова были не громкими, но звучали как замок, защёлкнувшийся в темноте.

Всё тепло, которое было в нём утром, исчезло.
Будто его никогда и не было.
Осталась только строгость.